Интриги дядюшки Йивентрия

От шлепка по лбу Йозефик только еще слаще заулыбался и замурчал, как кастрированный кот на батарее.

– Господин Жувлуш быстренько уладил свои дела хозяйственные, оделся в лучший костюм, – продолжала рассказ Сьомирина. – А пока он всем этим был занят, я с его хозяюшкой Тадолой чаевничала. Она меня чуть до смерти чаем не упоила. И все с пирожными и этими, которые как подошва с соплями… Не помню, как называются. Ты представляешь? Жена фермера в крохотном городке готовит пирожные. Я один раз стянула в кондитерской пирожное, так вот оно по сравнению с кулинарными подвигами Тадолы Жувлуш самая что ни на есть труха есть.

Пока господин Жувлуш прихорашивался, мы тайком, между нами, девочками, тяпнули по маленькой клубничного ликерчика – ах, чудо! – и, в общем, все. Повело меня все семейство Жувлушей на беседу с оргкомитетом карнавала. Ты хоть знаешь, сколько этих Жувлушей оказалось? У них шесть сыновей. У двух старших уже своих малышей по двое. Мне одного даже понести дали. Никогда не думала, что дети такими тяжелыми бывают. Кстати, вся семья в одном доме живет. Поэтому они, дома, так вверх тянутся. Новые пристройки делают, только когда дом раскачиваться начинает. Крышу, надстраивая этаж, не меняют: по кругу подбивают колышки и подкладывают кирпичи. Вот бы посмотреть, как это делается, только очень-очень быстро. Наверное, это как шуруп в небо вворачивать. А еще тут канализация есть, какой многие большие города позавидуют…

– Нет… – слабо простонал Йозефик. – Не напоминай.

– Ишь свинота! Сам, как дурак, уклюкался, залез, куда не просили, а теперь ему, видите ли, слушать об этом не нравится. Терпи уж. А не то… – Сьомирина хищно прищурилась.

– Не надо добавки. Я… сыт, – ужас отразился на лице Йозефика.

– Прошли мы самым живописным маршрутом. Тут, конечно, каждый дом – достопримечательность, но мне показали такое, что аж дух захватывает. Некоторые дома такие древние, что их вторые, а у некоторых третьи этажи еще егисийской эпохи. Местами сохранились великолепные барельефы. Местные, конечно, не очень следят за их исторической ценностью, скажем так, ведь им в этих музеях жить надобно, вот и подклеивают и починяют древнюю красоту на свой вкус. В один дом даже пустили посмотреть фрески. Это невероятно! В обычном доме фрески, каких сейчас и в храмах не сыщешь. Говорят, штукатурка у них больно крепкая получается. Если засесть и все эти фрески продумать хорошенько, столько всего из истории и мифологии узнать можно, но, как я говорила уже, им внутри этих сокровищ жить надо, примелькалось все как-то. А вообще, давай как-нибудь сюда вернемся с широким «Шварком» и альбом оформим. Давай?

– Сьомирина, мне трудно осмыслить недавнее прошлое, зачем еще и будущим меня пугать?

– Эх… Значит, нет?

– Значит, «не знаю», «посмотрим», «зависит от твоего поведения».

– Вот сейчас…

– А если будешь угрожать своими палачами розовощекими, то тогда точно никогда сюда не вернемся.

– Торгуешься уже, ну ладно. К Жувлушам присоединились Молрухи, их еще больше было. Они тут все такие плодовитые. Ну а что? Я бы тоже нарожала, если бы на чистом воздухе жила. Наверное, мне на чистом воздухе все как-то больше шататься нравится, а не в своем углу сидеть. Но рано или поздно нарожала бы точно. А ты как на это смотришь?

– Да рожай сколько влезет, я тебе что, мешаю, что ли? – буркнул Йозефик.

– Во-первых, не влезет, а вылезет, а во-вторых, надо не просто не мешать, но и помогать, – сказала Сьомирина и встрепенулась, когда поняла, что сболтнула лишнего.

– Я не акушерка, так что на помощь не рассчитывай, – помог ей выбраться из неловкой ситуации Йозефик.

Сьомирина благодарно посмотрела на него и кивнула непонятно чему с серьезным лицом.

– Пришли мы такой оравой на главную площадь, где ты спустя несколько часов учинил то, что учинил. Там стоял длинный стол, и за этим столом сидел оргкомитет Клубничного Цвета. И у всех таблички стояли. Прямо как у тебя на суде. Помнишь суд-то?

– Я судимостей не имею, – гордо ответил Йозефик.

– Когда меня судили, ты был моим адвокатом, так мы познакомились. Помнишь это? – с опаской спросила девушка.

– Да помню, помню. Такое пес забудешь. Пошутил я.

– Кто ж тебя знает. От той дряни, которой ты нанюхался да напился, мог на всю жизнь дурачком остаться. Еще бо́льшим, чем был.

Йозефик одарил ее саркастической улыбкой.