Интриги дядюшки Йивентрия

Через кисель верескового запаха протискивался нежно-бежевый «Клоперблох-Ажимо». Пыль покрывала машину полностью, не считая двух провалов в ничто, продранных дворниками в лобовом стекле. Шины в полной тишине кувыркались по дороге. Только попадая в выбоину, они издавали тихое «пуфф!» и поднимали облачко пыли.

– Может, мы быстрее поедем? Это же невыносимо – так плестись! Не знаю, как ты, но я уже начинаю задумываться о смысле жизни, а тут уже и до самоубийства недалеко. Давай хоть этот верещатник проскочим, а? У меня от одного его вида ноги устают, не знаю почему. Там дальше, по идее, уже солончаки начинаются. Сьом долетает, морем пахнет… Ты меня вообще слушаешь?

Сьомирина лениво повернула голову в сторону Йозефика и приоткрыла глаза.

– Ничего ты не слушаешь… Это… – она заразительно зевнула, – это не по-компанейски. Мы же с тобой компаньоны! Взбодрись! И нажми уже на газ наконец.

– Сьомирина, не нуди. Нельзя здесь быстро ехать. Из соображений.

– Можно, и еще как быстро. Дорога жуть как хороша. Если ты в лесу по булыжникам так гонял, то тут сам Тикро велел. Смотри, какая пыль шикарная, тут захочешь, шины не пробьешь и краску не поцарапаешь. Давай ходу! Ходу!

Девушка заерзала на сиденье, устраиваясь поудобнее и побезопаснее для ожидаемого захватывающего дух ускорения, которого почему-то не последовало.

– Быстрее я не поеду, – спокойно и твердо сказал Йозефик.

Несмотря на спокойный голос, рожа у него была крайне озабоченная и напряженная.

– Ты что, боишься, что ты все еще пьяный? Не бойся. Из тебя всю эту дрянь повывели. А если даже и не повывели, то и что? Тут врезаться все равно некуда.

– Вот что, если ты найдешь бинокль, я все тебе объясню. Согласна?

– Да как два па… пара-па! А вот и бинокль! Чего тут только в бардачке нет! Можно смело отправляться в экспедицию.

Йозефик приуныл. Он надеялся, что поиски бинокля займут у его попутчицы куда больше времени. Да, при этом она бы ползала по всему салону, громко сопела и бурчала себе под нос, но хотя бы его оставила в покое. Он начал подозревать машину в пособничестве женскому контингенту. Что там Поганка говорила про соли? Наверное, напихала сосисок или орехов в бензобак и купила душонку этой колымаги!

– А вот и бино-о-о-о-о-о-окль! – раздражающе пропела Сьомирина. – Эй ты, морда!

– А? Ага. Сейчас за тот холм заедем, и все покажу.

Еще несколько минут они огибали высокий пологий холм. Сьомирина изнывала от нетерпения. Ей хотелось окончательно впасть в детство и вывести Йозефика из себя, но глупые вбитые жизнью предрассудки мешали ей и заставляли заставлять себя быть серьезной. Однако детство прорывалось наружу через намурлыкиваемую песенку и притопывающую в такт ногу. Когда машина остановилась, Сьомирина быстро выскочила, как соскучившаяся по туалету воспитанная собака.

Сьомирина с нескрываемым удовольствием потянулась несколько раз. Она бы и дальше продолжала потягиваться и довольно жмуриться, если бы ей на плечи не вскарабкался Йойк. Хитрая животина не желала перемещаться самостоятельно. Сьомирина небрежным движением перекинула беличий хвост на другое плечо, как заправская светская львица. С той лишь разницей, что светские львицы носят на шее только мертвых животных.

– Ну, давай, вир Тонхлейн, поражай мое воображение тайнами мироздания, – насмешливо сказала девушка, протягивая ему бинокль.

Йозефик нехотя вылез из машины. Прищурившись на ослепительный диск солнца и вдохнув густой вересковый воздух, он снял пиджак и закинул его на заднее сиденье. Затем он закатал рукава рубашки. Все равно было жарко. Странно, ведь они постоянно двигались на север, а становилось все жарче и жарче.

– Надо было и тебе одежды прикупить в Муцрюге, – крикнула ему Сьомирина и принялась дальше рассматривать в бинокль пчелу, копошащуюся в цветке. – Для этих мест ты точно слишком помпезно одет. Тут нужно что-нибудь такое… Натуральное, пастельное… Уж точно не похоронное.

– Я не соляной столп, чтобы два костюма иметь, – отмахнулся Йозефик и полез в машину за револьвером.

– Надо же, ты запомнил. Я поражена. А ведь для этого надо было столько усилий приложить! Во-первых, надо было слушать, а во-вторых, не сжечь в Красной Жилке ту часть памяти. Я польщена.

Йозефик поежился при упоминании бражного потока, из которого он имел счастье испить. Может, спустя несколько десятков лет он будет с улыбкой вспоминать эти события, но сейчас в его мыслях слова «алкоголь» и «клизма» были неразрывно связаны.

– Зачем тебе пистолет? Может, не надо лишний раз за эту штуковину хвататься? – спросила девушка, рассматривая в бинокль сосну на соседнем холме. – Отличный бинокль. Я, конечно, первый раз такой прибор в руках держу, но этот мне нравится.

Йозефик только пожал плечами. Его с момента отъезда из Бружа не покидало чувство преследования. Он нутром чуял недобрые чувства, питаемые в его адрес, пока, правда, еще неизвестно кем. За последнее время он побывал во многих передрягах, и только в одной из них его интуиция дала осечку. Но в тот раз у нее была уважительная причина – все та же Красная Жилка.