Интриги дядюшки Йивентрия

Поезд занял положенное ему место и замер. Очень монументально замер. Лоцманская мотодрезина отцепила свою тяжкую, но почетную ношу и юркнула в ворота машинного уровня, которые тут же стыдливо захлопнулись. Там подземными железными тропами она будет добираться до следующего состава, чтобы проводить его в большой мир. С палуб на платформы опустились трапы, возле которых, как по мановению волшебной палочки (на самом деле у железняков было предостаточно времени, пока все глазели на прибытие поезда), появились заграждения из красных бархатных канатов, протянутых между позолоченными столбиками. У каждого трапа стоял железный офицер вагона в парадной форме и при оружии. На их портупеях висело по кортику и револьверу с длинным стволом.

Началась посадка, и, поскольку продолжаться она должна ограниченный отправлением поезда промежуток времени, Йозефик поспешил на свою палубу. По пути он из чувства гражданского долга схватил Йойка, занятого удушением очередного солнечного зайчика, и, пока тот не успел опомниться от такой несусветной наглости, засунул его в чемодан. Солнечный зайчик пришел в себя и ускакал вдаль на неслушающихся, трясущихся лапках. По его солнечным щекам лились слезы полоумного горя: так много его сородичей осталось навечно лежать на платформе. В борьбе за сердце Йозефика между лестницей и лифтом победил последний. По лестнице надо было подниматься чинно и медленно, как и вся почтенная и большей частью ведущая малоподвижный образ жизни публика. Сама мысль о ходьбе со скоростью дохлого верблюда была противна Йозефику.

Как ни странно, перед лифтом очереди не было, и молодому человеку удалось погрузиться с первой партией живого товара, как наверняка представлял себе своих пассажиров лифтер. Раскатистый грохот и затянувший низ кабины непроницаемо-черный дым, в котором промелькивали яркие искорки, доходчиво объяснили, почему очередь отсутствует. Как правило, лифтом на вокзале пользовались только один раз в жизни, а потом либо предпочитали подниматься пешком, либо становились смертельно безразличны.

Лифт полз вверх невыносимо медленно. Так медленно, что Йозефику пришлось отказаться от идеи не дышать до приезда на третий этаж. Едкий дым сухо царапнул по горлу, и Йозефик закашлялся, чем только усугубил поражающий эффект продуктов жизнедеятельности двигателя лифта. Кашель набирал обороты, и вскоре этому занятию отдался весь организм.

Йозефик судорожно схватился за решетку кабины и согнулся в очередном приступе кашля. Ему стало по-настоящему страшно, ведь еще несколько минут в этой душегубке, и последнему вир Тонхлейну настал бы конец. Несмотря на свои мучения, Йозефик вновь заметил в толпе на лестнице подозрительную высокую фигуру. Незнакомец двигался немыслимым образом. Он будто перешагивал через несколько человек сразу и иногда промелькивал на несколько шагов вперед. Йозефик проглотил искру и на некоторое время стал совсем плох.

Когда лифт достиг-таки пункта назначения и его узники вырвались на свежий воздух, глашатай объявил об окончании посадки на «Темную ночь». Вот тут-то и началась транспортная лихорадка. Йозефику надо было достать документы из чемодана, да так, чтобы пушистое зло не вырвалось на свободу, найти свой вагон, приготовить билет, естественно, засунутый в «не помню какой» карман, и при этом попытаться очистить легкие от хлопьев сажи.

Громом среди ясного неба грянул оркестр. Заводная какофония, извлекаемая неказистыми музыкантами в потертых красно-золотых сюртуках не по размеру, чудеснейшим образом подействовала на Йозефика. Ритм его сердца раза в три превысил норму. Не только на него оказала благоприятное влияние музыка. То тут, то там в массе пассажиров попадалась ритмично дрыгающаяся коленка, притопывающий в такт ботинок и даже несколько комплектов щелкающих пальцев. Это привносило в серьезное мероприятие толику абсурда, чем делало его терпимо торжественным.

Потихоньку приходящий в себя Йозефик с намертво зажатыми в руке документами и посадочным билетом дождался своей очереди и предстал перед железным офицером. Перед этим прямым как палка человеком с жесткими усами и цепкими глазами он почувствовал себя неловко, если не сказать виновато. Почему, как и в чем, уже было не важно. Пока офицер проверял документы и билет, Йозефик старательно смотрел по сторонам и даже пытался подсвистывать оркестру. Любой по этому специфическому усердно изображаемому спокойствию определил бы, что у него за пазухой как минимум батон взрывчатки.