После бесконечно долгой паузы, во время которой было слышно лишь мерное тиканье старинных настенных часов, Томас наконец решился перевести взгляд с лица собеседницы на фотографию, лежащую на столе. Он рассматривал ее, казалось, целую вечность. Безо всякого выражения на лице. Потом взял пачку других фотографий, схватил Барбару за руку и усадил на диван. Потом, сев рядом, начал показывать ей фотографии. Одну за другой. Молча.
Было еще несколько фотографий Марты в свадебном наряде - со своими родителями, с подружками невесты в бледно-розовых платьях, с женихом и шафером. На всех этих снимках Томас выглядел невероятно молодо. Казалось, с тех пор прошло не четыре года, а гораздо больше. А может, это горе так состарило его.
- Чарлз был шафером на вашей свадьбе?
Томас кивнул.
- Он вам очень близок?
Снова последовал кивок.
Пожилая чета - видимо, родители Томаса, - с двумя прелестными молодыми женщинами.
- Это ваши сестры? - пыталась разговорить Барбара хозяина дома.
- Кристина и Пола, - подтвердил он. - Это сыну Кристины я купил футболку на аукционе. В следующем месяце ему стукнет десять.
И Томаса словно прорвало. Он говорил и говорил. Рассказывал о друзьях и родственниках. О том, как отмечали это самое счастливое событие в его жизни.
- Это делал Питер со своими приятелями, - указал Томас на фотографию, запечатлевшую отъезд счастливых молодоженов из отеля.
Открытая машина, украшенная воздушными шарами и старыми туфлями. Надпись «Новобрачные» на заднем бампере. Томас и Марта смотрят прямо в камеру, машут руками и улыбаются.
На фотографию упала капелька влаги. Сначала Барбара подумала, что это - ее слезинка. Потом посмотрела на Томаса и увидела, что по его щекам катятся слезы. Поддавшись инстинктивному порыву, она обняла его и прижала голову Томаса к своей груди.
10
- Все хорошо, хорошо. - Слова, которые произносила Барбара, не имели значения. Она просто хотела, чтобы Томас знал, что его понимают и разделяют его горе.
- Барбара… - Томас произнес ее имя так, словно она была его последней надеждой в этом мире.
Барбара поцеловала его в лоб и ласково погладила по щеке.
- Ты не один, - прошептала она. - Я с тобой.
И ему действительно стало легче. Он обрел именно то успокоение, которое способна дать любящая женщина измученному страданиями близкому ей человеку.
Томас поднял голову, огляделся и еще раз произнес ее имя. Теперь в его голосе, нарушившем тишину кухни, звучали иные интонации.
- Барбара, - повторял он снова и снова, словно впервые в жизни услышал это имя и словно вдруг увидел мир совершенно другими глазами. - Барбара…
- Я здесь, - отозвалась она, расстегивая пуговицу на его рубашке, потом другую.
Томас вздрогнул. И Барбара подумала, что сейчас он остановит ее. Но он нежно коснулся пальцев молодой женщины, пристально глядя ей в глаза, словно желая проникнуть в самые тайные ее помыслы.
И он увидел то, что хотел увидеть. Окрыленный Томас прильнул к ее губам - осторожно, словно спрашивая, хорошо ли Барбаре с ним. Нравится ли ей это.
Да, да, да! Говорили губы молодой женщины, ее язык, руки, все тело. Поцелуй Томаса стал настойчивее, жаднее, и, чтобы утолить его голод, она откинулась на подушки.
- Я хочу гладить тебя, хочу сорвать с тебя одежду, - исступленно прошептал Томас.
В ответ Барбара начала расстегивать запонки на манжетах его рубашки. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем его руки вновь стали свободными и он смог гладить шею и плечи молодой женщины.
И снова в его глазах возник немой вопрос: хочется ли ей большего? В ответ Барбара порывисто расстегнула и сняла с себя черный кружевной лифчик.
- Шелк, - прошептал Томас, проводя дрожащей рукой по груди Барбары. - Чистый шелк. - Затем его губы повторили путь, который только что проделала рука.
Каждое прикосновение, каждый поцелуй достигал цели. Тепло его губ, страсть во взгляде, интимная близость тела возбуждали Барбару, рождая в ней почти болезненное желание принадлежать этому мужчине.
Она боялась даже дышать, чтобы ненароком не спугнуть волшебство момента. Но невольно застонала, когда рука мужчины коснулась самых интимных ее мест.
- Да, - ответила она на последний незаданный вопрос, притягивая Томаса к себе. - Да, я хочу гладить тебя. Я хочу сорвать с тебя одежду…
Медленно и нежно они предались обоюдным ласкам, стараясь угадать и удовлетворить желания друг друга. Они купались в радости, поднимаясь все выше и выше к вершине наслаждения, пока жаркий всплеск эмоций не заставил их позабыть обо всем на свете…
И все было бы прекрасно, если бы в момент кульминации имя, сорвавшееся с губ Томаса, было бы именем Барбары.
Некоторое время он лежал неподвижно, затем, понимая, что должен как-то исправить положение, начал:
- Барбара… я хотел… я думал…
Он и сам не знал, что думал. Томас сжимал Барбару в своих объятиях, занимался с ней любовью с такой страстью, на которую, как ему казалось, он уже больше не способен. Она была женщиной, которую он хотел. Только ее и никакую другую!