(Интро)миссия

Этот милый компрачикос делает, кажется, всё для того, чтобы я навсегда остался Человеком, Который Смеется. Я даже языком не могу пошевелить, чтобы еще больше раздраконить неистового. Язык прилип к нёбу, вытесненный огромным куском мяса. Пытаясь отвлечь себя от боли в уголках рта поиском ассоциаций, я неизменно натыкаюсь на пустоту в своих реестрах. Какой там Антон — инфузория-туфелька по сравнению с этим ископаемым! Фу, я больше не могу!.. Изыди из меня, противный! Целую. Денис дышит часто — чаще, чем нужно. Смелая мысль посещает мою безумную голову: а что, если?.. Вазелин, который я давно хотел выбросить за ненадобностью, чтобы не компрометировал, если что, размазывается по обеим сторонам баррикад. Сейчас начнется бой… Головка входит быстро, не причиняя боли. Дальше — сложнее. Кажется, я слышу скрип… Нет — хочется верить, что это мыши. Мои пальцы контролируют глубину бурения. Половина! Аж дух захватило! Ты только не дергайся — сначала всё запихнем, а потом будет видно… Всё не входит — оказывается, и здесь есть предел (вот бы никогда не поверил!). Первый толчок. Второй. Странно, но мне совсем не больно… „У траха глаза велики“ — еще раз убеждаюсь в справедливости народной мудрости. Денис уже вовсю ездит во мне. С каждым движением вперед стенки отнюдь не бездонной, как казалось раньше, пропасти упираются в простату, создавая неведанный доселе кайф. Денис убыстряет скольжение, и — о чудо! — я кончаю! Руки, упиравшиеся в стену, тут ни при чём. Сжавшиеся дверцы доводят до конца и этого изверга. Он стреляет, войдя почти полностью. Я утопаю в сперме. Натянув штаны, чувствую, как она выливается обратно. Дверцы остаются незакрытыми — кто-то свернул рукоятку экстренного открывания дверей… Присев на корточки, я облизываю безразмерный конец. Он пахнет мной. Он пахнет моими лёгкими… На каждого мудреца довольно простАты…

Денис со злорадной улыбкой наблюдает, как я выхожу на строевой смотр. Он, как связист, стоит поодаль со своими связными офицерами и, рассказывая им что-то, косится в мою сторону. Надеюсь, что вещает не о нашей с ним связи. Мне же не до смеха — действительно трудно ходить. Такое ощущение, что он забыл во мне свой поганый отросток. А тут — строевой смотр! За всеми этими поебушками я забыл, что завтра должна явиться представительная инспекция из округа. Так повелось еще со времен, когда Мойдодыр был не только лейтенантом, но и мужчиной. Два раза в год в нашу часть, впрочем, как и во все другие, наведывалась комиссия, которая должна была определить пригодность солдатиков и остальных служивых к исполнению своего воинского долга. Грузные минские дядьки заставляли бегать, прыгать в вонючих резиновых костюмах, по идее, защищавших от химической атаки потенциального неприятеля, шагать строевым шагом — короче, делать то, что снилось офицерам только в снах с холодной испариной. Хорошо, что подобные экзекуции устраивались только два раза в год — вряд ли кто смог бы пережить это еще раз. Мойдодыр осматривал офицеров, нам же достался начальник штаба. С предельной тщательностью он проглядел подворотнички, вставив Ростику за то, что тот выглядел — впрочем, как и всегда — неопрятно. До меня очередь так и не дошла — на Ростика он потратил слишком много времени. А то бы и мне досталось. Вчера мне было явно не до подворотничка. Да и сперма засохшая была именно на том месте, где находилась надпись, гласившая о том, что штаны действительно мои, а это НШ тоже проверял.

Весь день я провел за начертанием разных предкомиссионных списков и стиркой штанов. А с утра нас построили по тревоге еще до подъема. Мойдодыр решил вновь убедиться, что все готовы к встрече грузных дядей. После завтрака эти толстосумы проверили наш внешний вид. Они были менее придирчивы, чем наше начальство, и вакханалия замечаниями не увенчалась. Сразу после строевого смотра начались экзамены по строевой подготовке. Нам следовало по одному подходить к толстому полковнику — строевым шагом, разумеется — отдавать честь и говорить, что, мол, „по вашему приказу прибыл“. В моем сознании прибывали только скорые поезда, поэтому я шел к толстяку слишком быстро. Он аж испугался, но честь в ответ отдал. И пятерку поставил. Еще бы! Посмел бы он не оценить, как стройные длинные ножки, чеканя шаг, рисовали на асфальте прямые линии, смыкавшиеся в квадраты, прямоугольники и чуть ли не тетраэдры (это когда нога поднималась на уровень груди)! У новичков получались сплошные овалы, но в ведомостях милосердный полковник нарисовал всем четверки.