Интроверт

День пятидесятый. За день температура понизилась больше чем на двадцать градусов. Дня рождения как будто и не было. Отметили пачкой болеутоляющего и парой колёс транквилизатора. Дошли руки до книги основ нейропсихологии, сразу же нашёл намёк на то, что мы сами изменяем свой мозг. В процессе онтогенеза он изменялся в зависимости от того, какие задачи ему приходилось выполнять. То есть, частично, и от наших повседневных забот мозг «подтачивается» в какую–нибудь сторону. А если учесть, что развитие людей происходит в геометрической прогрессии, то и в течение одной жизни можно развить в себе что–то, что две–три тысячи лет назад развивали бы пару веков.

К тому же, если ещё припомнить теорию о «перестройке» синапсов, то на душе тем более должна заиграть приятная мелодия. Во всяком случае, даже если это не так, нам всё равно выгодно верить скорее в это — мы сами, притом предельно простым для понимания, но практически невозможным для реализации методом способны подстроить свой мозг так, чтобы, например, быть счастливыми, или испытывать удовлетворение от своей творческой или познавательной деятельности. Правда, люди и так пытаются это делать. Стараться думать только о приятном, и не думать о неприятном. Просто неосознанно.

— Из лазарета спирт вынесли, — ничего об этом не знаете? — спросил один добротно разбухший санитар нас.

— Нет.

— А если подумать…

— Тогда вам можно и не слушать.

— Шутники хреновы. А что у нас в ящиках?

Обшарил ящики — ничего не нашёл.

— Вы у меня в чёрном списке — чуть что, сразу вас шмонать приду. — Решил сохранить своё достоинство мужик.

Я выждал двадцать секунд, и вытащил спирт. Вода здесь нынче чистая. Видимо, с расчётом на то, что врачеватели будут после работы поправляться. И никак иначе.

— Ну что, больной, за здоровье? — начал Корней.

— Надо ещё того человека позвать, который, вроде как, ещё где–то в комнате томится. — Глядя на Андрея.

— Ха–ха, да, надо бы. Андрей! Спирт будешь?

— Нет, спасибо. А над чем ржёте?

— Над спиртом.

— И что, по–вашему, это смешно? — с серьёзным видом.

Раньше бы я промолчал.

— Понимаешь в чём дело, Андрей. Судя по твоей мышечной активности, тебя уже можно как подставку для чего–нибудь использовать.

— Ясно… Ну счастливо вам потравиться.

— Дай бог, бабуль, дай бог.

Корней на меня посмотрел, метасообщение: ты переборщил чуток. Какой у нас праздник? Ещё одно доказательство безнаказанности. А ведь и в самом деле. Это место как отдельный мир, со своими особенностями и законами. Здесь можно то, что нельзя «там», и нельзя то, что там можно. То есть, по сути, в жизнь привнесли разнообразие.

Я включил дарк эмбиент, дабы просветить молодёжь. Мне в большинстве случаев не охота его слушать, несмотря на то, что я считаю его чуть не более великим жанром, нежели драмуху. Но тогда, когда я включаю некоторые его треки — я просто расцветаю. Тихо, плавно, и приятно. И попутно ещё ощущаю себя редким видом, которым я так хотел быть в отрочестве. Думаю, если бы шаманы жили в городах сейчас, то они бы слушали именно дарк эмбиент. Когда немцы исследовали наличие так называемой «силы Од», они считали, надо бы понизить температуру тела до 35 градусов по Цельсию, а то и ниже. Это реализовать трудновато. Но так же считалось, что можно быть более восприимчивой к ней и просто находясь во тьме. А ведь я об этом думал задолго до того, как об этом узнал. Притом непонятна природа этого предрассудка. Можно построить много догадок, например того, что выделяется мелатонин, и мы потихоньку забалдеваем, что мы боимся с детства тьмы, а точнее, того, что в ней может скрываться. Но всё же я это просто знал, хоть и до сих пор побаиваюсь тьмы. Только сейчас я боюсь не огромных осьминогов в слизи и с шипами, а людей, которым нужен мой кошелёк.

Хотя жизнь ясно даёт нам понять, что знать — это ещё ничего не значит. Надо пользоваться, и пользоваться самым циничным и зловещим способом. Ну это для случая, когда есть чем пользоваться. В реале же максимум, чем можешь воспользоваться — это своей, так сказать, известно чем. И то не факт.