Интуиция. Burnt in the USSR

Артур: Сёма у нас блаженный, конечно. Как у них рука поднялась у тебя полмиллиона выдернуть? Обидно, конечно.

Семён: Да чего обидного-то, не мои деньги, я и брать-то их не хотел. Федя сказал, мне на черный день. Вот он и наступил.

Артур: Я вот все думаю: может, Федя и правда кого опрокинул. Уж больно жестко они с Зоей разобрались.

Гриша: Вот в этом, Артурчик, самое главное западло нашего русского человека. Не хочет он в беспредел верить, поэтому ему обязательно нужно пояснить, что вина была на самом деле, что не просто так товарищ Сталин к стенке ставил, что на самом деле всё по справедливости. В это мы сразу верим и успокаиваем себя. Вот ты Федюнчика со школы знал, а тебе мусор напел, что он кидала, и ты сомневаться начал. А знаешь почему?

Артур: Почему?

Гриша: А так легче. Если Федя никого не кидал, значит, мы все зассали и его бабки не защитили, и семью тоже. А это зашквар, если уж по-серьезному разбирать. И я зассал, чего уж там. А вот если убедить себя, что виноватых без вины не бывает, что Федючник сам не без греха, то вроде как и мы все чистые.

Артур: Просто они тогда так меня грузанули, что Федя чуть ли не людей заказывал, что всё справедливо и они просто по закону бабки вернуть не могут, но какой закон с тем, кто его нарушал.

Гриша: Ну ты же понимаешь, что закон он, конечно, нарушал, у нас невозможно жить, если его не нарушаешь, но людей убивать… Я в это никогда не поверю. И знаешь, что реально меня на мысли тяжелые наводит?

Саша: Что, Заяц?

Гриша: Что бабок-то у Феди толком особо не было по меркам-то серьезным – ну соточка была, и всё, думаю. А дербанили его, как будто Билл Гейтс кони двинул и завещания не оставил. Знаете, парни, о чем это говорит?

Семён: Что денег нет в стране. Кончились.

Гриша: Сёма, да ты, я смотрю, соображаешь когда надо, только с виду такой ботаник.

Семён: А чего тут втыкать. Ясно же. Пирог кончился, а его всё резать пытаются.

Гриша: Гнилая тема, пацаны.

Саша: И что делать?

Артур: Ничего не делать. Жить. Сань, нам-то не привыкать, что все рушится. Мы самое безбашенное поколение. Мы же всё видели: и совок, и девяностые – и молодые еще пока, так что вылезем.

Семён: Артурчик у нас такой спокойный, потому что его бизнес даже после ядерной войны не кончится.

Артур: Сём, так ты всегда велкам ко мне. Ты же честный. Тебе же цены нет.

Гриша: Артурчик, креста на тебе нет. Есть один приличный человек в компании, ты и его душу загубить хочешь.

Артур: Заяц, это что за проповедь, ты в религию ударился?

Гриша: Ударяются, Артурчик, головой, а я просто верить начал.

Саша: Ууууу… пропал дом.

Гриша: Чего?

Артур: Да всё нормально. Свобода вероисповедания.

Гриша: Нет, Артур, ты мне за Бога предъявить хочешь?

Саша: Заяц, Артур, давайте вы свою теологическую дискуссию проведете за пределами погоста.

Гриша: Ни хрена ты выдал. Кроме своего имени, не понял ни слова.

Саша: Давайте Федю помянем, к нему же пришли.

Артур: Вот именно. С днем рождения, Федя.

Гриша: С днем тебя, братуха. Я, кстати, тогда по его этому талону в больничку сходил.

Саша: И что?

Гриша: Да сказали: здоров. А вы сходили?

Семен: Я да.

Саша: И я. Я еще парочке друзей подарил. Так вот у одного нашли онкологию, но успели поймать.

Артур: Я тоже кое-что у себя нашел вовремя. Не рак, но все равно.

Саша: Ну что, может, выпьем?

Гриша: Давай.

Саша: Что давай? У тебя же всё.

Гриша: А, так у меня всё в машине. Подождите – сейчас сгоняю.

Артур: Заяц, я с тобой.

Семён: Пойду пока Зою наберу. Как раз хотел с ней поговорить.

Гриша, Артур, Семён уходят.

Саша (в зал): Помните, мы когда сюда шли, спросили, как вы думаете, удалась ли наша жизнь. Мы не забыли. Просто пока вспоминали, поняли, что это очень глупый вопрос. Жизнь не «удается» или «не удается» – она просто идет. Точнее, мы идем мимо нее. Из пункта «А» в пункт «Б». Не мы решаем, когда выходить, не мы – когда путь окончен. Значит, не нам и решать, успешно он пройден или нет. Нам всё сообщат. Потом. Организаторы похода. Так что, как только вы задумаетесь над тем, удалась ваша жизнь или нет…

Гриша (за сценой): Сань!

Саша уходит.