Федя: Здаров, Сём, если читаешь письмо, значит, я уже далеко, а ты кричишь, что не возьмешь деньги. Не кричи. Это не откуп. Если бы у меня была возможность еще раз увести у тебя Зою, я бы это еще раз сделал. И повторю это на том свете, если получится, просто потому что я люблю ее. Сильно, а любовь… она всё прощает. И я знаю, что ты меня простил. Ты ведь всех прощаешь. Не потому, что слабый – как ты, наверное, думаешь сам о себе, а потому что добрый. Таких почти не осталось. Их вытравили. И такие, как я, в том числе. Я вот сейчас, как ты догадываешься, на многие вещи по-другому смотрю. Мне раньше казались вы травоядными слабаками, неудачниками, я думал, мы, хищники, высшее звено в пищевой цепочке и имеем право на то, чтобы вами управлять, что вы сами виноваты, а вот сейчас лежу, считай, полуовощем уже, и ухаживает за мной одна женщина, простая, без амбиций, просто с добрым сердцем, я ей чужой, таких, как я, у нее несколько доходяг, она каждого за руку возьмет, и, знаешь… как будто мама. Сразу вся боль уходит… Я ее как-то спросил, не жалеет ли она, что особо ничего не достигла, просто работает сиделкой, хотя, наверное же, были мечты. А она засмеялась, говорит: «Если все начальниками будут, кто же со мной сидеть будет?» А еще сказала: «Бог сам, скорее всего, тоже неудачник, если по-честному на наш мир посмотреть. Сидит там на небе, и ему перед всеми, кто с ним встречается, стыдно, что не очень у него все получается, так что, может, неудачники – божьи люди, особенно те, что незлые». Ты, конечно, не неудачник, по сегодняшним временам… но, чего уж там скрывать, я почти всех такими считал, кто нормальных денег не смог заработать или не достиг в профессии чего-то сверхъестественного, а к концу жизни понял: все не зря живут, и может, по большому счету от меня толку меньше, чем от тебя. Ты своей добротой скольким людям помог, просто добрым словом, даже тем, что ты меня и Зою тогда простил. В общем, Сём, ты забери деньги, просто пусть у тебя на черный день будут, только останься, пожалуйста, нормальным парнем, добрым. Считай, что я тебе заплатил за работу хорошим человеком, это же, говорят, не профессия, только чего же так хороших людей-то мало… Вот, помнишь, ты говорил, что считать талантом? Доброту, Семён. Береги себя.
Зоя: Сём, прости меня… пожалуйста… я тебе так больно сделала… Прости. Я…
Семён (
Федя: Сёма, привет. Я сразу к делу. Как только я умру, добрые люди начнут рвать на части мой бизнес. Думаю, все будет по-жесткому, у Зои все отберут, а не отдаст – так прижмут, мало не покажется, я ей сказал все отдать и уехать в Лондон. Свобода дороже. Не удивляйся. Тем не менее все этим упырям отдавать я не намерен: Зое и детям надо на что-то жить потом. Но, как я уже тебе сказал, люди займутся Зоей серьезные, поэтому она не должна знать, что что-то осталось, кроме крох на жизнь. А то она от страха все сдаст. Никто не должен знать. Никто, кроме тебя. Почему ты? Во-первых, ты из всех моих друзей самый честный. Во-вторых, ты Зою не кинешь. И наконец, к тебе опричники не придут. Ты последний, кого они заподозрят, когда поймут, что чего-то не хватает. Если они к тебе все-таки заглянут, расскажи про 500 000, покажи письмо и сдай бабки, если что. Ну прости, эти пол-лимона – гарантия, что от тебя точно отстанут. Ты спросишь, где я это все оставил? Зарыл у тебя на даче. Там камней и кэша миллионов на 20 – это если срочняком слить. Просто так ты их точно не просрешь. Зое скажешь об этом года через три, а лучше через пять. Надеюсь, ты неожиданно не помрешь. Так что смотри не подведи меня. И никому. Вообще. Забавная штука жизнь, да? Жаль, короткая. Федя.
Семён: Каждый раз одно и то же, эти московские кладбища такие же запутанные, как вся Москва.
Артур: То ли дело Крынкин лежит у нас на Смоленском, сразу можно найти.
Гриша: Хорош ныть. О, Федя! Здорово, Федюнчик, мы пришли.
Семён: Думаешь, он видит, что мы пришли?
Артур: Я бы не хотел.
Саша: Почему?
Артур: Тогда он, значит, видел, что после его смерти случилось, видел, а сделать ничего не мог.
Гриша: Да уж. Уж насколько я беспредела насмотрелся, но такого… Я как вспомню этих вертухаев, которые ко мне пришли прояснять, куда Федя бабло дел. Как я их тогда не завалил, до сих пор не пойму.
Саша: Зою жалко.
Семён: А она всё им сдала?
Саша: Считай, всё. Осталось там немного на жизнь. Совсем раздевать не стали. Может, договорились. Не знаю. Ну, по ее жизни, я так понял, видно, что она всё сдала. Я к ней заезжал год назад: скромно так всё. Тяжело, наверное, отвыкать.
Артур: Да она сказала, что все равно лучше, чем когда в ларьке торговала.
Гриша: Артур, ну за метлой последи, думаешь, Сёме приятно это слышать?
Семён: Да я не обижаюсь. Она права.