Она снова слабо погладила меня по руке и закрыла глаза. Я уткнулась лицом в одеяло рядом с ней и заплакала.
Потом пришли стражи и эрр Оллере подтвердил получение мной виры за смерть Анеи. В кошельке, брошенном мне на улице, было пятьдесят золотых монет. По здешним меркам просто неприличная сумма за смерть простолюдинки.
Я отдала золотой капитану стражи за то, что он задокументировал смерть Анеи. Он хотел потребовать больше, но мэтр Оллере что- то негромко сказал ему и тот заявил, что ошибся назвав цену в три золотых. Два золотых отошло мэтру Оллере за его труды. Хозяин двора сочувствующе похлопал меня по спине и попросил плату вперед. Я отсчитала ему восемь серебрушек.
Следующие два дня слились в какую- то мутную череду действий совершаемых «потому, что так надо».
Я договорилась с услугами местного гробовщика. Выбрала гроб из светлого полированого дерева и надгробье, из серо — голубого, с золотыми вкраплениями, камня. Выкупила в ратуше хорошее место на кладбище. Служка занимающийся продажей участков был удивлен:
— Она травница, вы говорите? А не жалко тратить столько денег на бесполезный кусок земли? — я глянула на него так, что он начал спешно перекладывать бумажки на столе и понимающе забормотал, — да, да конечно, для родственницы вы хотите самого лучшего, я понимаю.
Только потом я вспомнила, что все время «милой» беседы со служкой, держала руку на рукояти ножа.
И занималась прочими печальными делами. Заставляя себя через силу идти, договариваться, торговаться. Мир как будто превратился в вязкое, заглушающее окружающие звуки желе.
На третий день Анею похоронили.
Я постояла над свежезакопанной могилой, поплакала, посадила вечнозеленые купленные втридорога на местном рынке цветы с белыми бутонами похожими на семиконечные звезды.
В голове было пусто, как будто прохладный летний ветер выдул оттуда все мысли, а душа, за два дня отплакав свое, просто замерла в каком- то непонятном ступоре. Замерзла.
На следующий день я, наскоро собравшись, присоединилась к обозу едущему из Равенхальма в Алорну. Он шел по тракту мимо Ивянок.
Благополучно доехав с обозом в Ивянки, вернулась в дом Анеи.
Назвать его моим не поворачивался язык, каждое утро разжигая печь, заваривая отвар или доставая из плиты булочки я вспоминала как это делала Анея. Плакала от осознания, что ее нет, и никто больше не рассмеется сидя за столом в маленькой кухне пробуя очередной изготовленный мной кулинарный шедевр. И не одобрит вкусно заваренные травы.