Инвариант

Я повторила его жест с рукавом.

— Давненько, — Ильниир смутился, — с зимы уж. Кухарка меня уж и над кастрюлей заставляла дышать, а все толку нет, и нос весь облез. Фиш за то и привязался. У тебя нос, говорит, как у самоша.

Самошем тут называли зверька похожего на смесь наших крота и крысы, с таким же длинным голым, чешуйчатым хвостом, передними лапами-ластами, и коротким острым носом напоминающим морду летучей мыши. Понятно почему Ильниир дрался с этим Фишем.

— Солью полощи, — посоветовала я,

— Так ведь разъест.

— Ну если полный нос соли насыпать так не только разъест. А еще и глаза выпадут, — не удержалась я от ехидства.

— Правда? — ужаснулся Ильниир, — не знал, что соль такая вредная.

— Запоминай, чайная ложка на стакан воды. Больше нельзя, меньше тоже нельзя. Только так.

— И что? Пить ее? — он передернулся и высунул язык, — противно же.

— Зачем пить, нос полоскать, а вообще, давай я тебе на бумаге напишу что делать, а ваша кухарка проследит.

— Да, так лучше, Карната строгая, — он вздохнул, — всегда говорит, что у меня голова дырявая.

— Так ты тренируй память, не будет дырявой.

Ближе к вечеру я, абсолютно измотанная, наконец — то вернулась на постоялый двор. Ильниир получивший от меня честно заработанную серебрушку лучился довольством и усталости, казалось, совсем не испытывал. Его похоже очень вдохновила идея научиться читать и писать и он без конца спрашивал не передумаю ли я.

Я прошла на кухню, у плиты суетилась женщина в фартуке, с подвязанными косынкой волосами. Ильниир топтался за мной следом.

— Здравствуйте, — громко поздоровалась я. Кухарка молча кивнула.

— Здравствуйте, — поздоровался со мной сидящий за столом хозяин, — неуж паршивец натворил что?

— Да что вы, — всплеснула руками я, — замечательный у вас мальчишка, смышленый, все как просила сделал. Очень мне помог. Я вот и пришла вас поблагодарить.

Хозяин крякнул, довольно порозовел и подкрутил усы,

— Так это, мы завсегда…это. эрра. Да.

Я осторожненько положила на край стола пару серебрушек.

— Папанька, эрра обещала меня в учебу взять, — подал из-за моей спины голос Ильниир, — ты говорил, что учитель дорого, а она мне за то учить пообещала, что на рынок ходить буду утром.

— А эрра ученая чтоль, — сощурился на меня хозяин.

— Травница я, сами понимаете, все больше по лесам, на рынок ходить не люблю, толчея там. Да и с мужем нынче заботы будет, — пояснила я, — читать, писать, считать немного умею. Научу уж.

— Ух ты, и сколько будет двести семьдесят пять прибавить восемьдесят?

Я скромно улыбнулась.

— Триста пятьдесят пять.

— Верно, а если вычесть восемьдесят?

— Сто девяносто пять, — я рассмеялась, — вы легкие задачи задаете, эрр.

— Да ну, а какие же сложные?

— Ну, извольте, загадаю, — я вспомнила задачу на смекалку которую давным — давно разбирали в школе, — летели кира: одна впереди и две позади, одна позади и две впереди, одна между двумя и три в ряд. Сколько всего летело кира?

Ильниир хихикнул и сказал,

— Так много кира летело.

Хозяин крякнул и озадаченно почесал макушку.

— Так выходит, много летело, — повторил он за Ильнииром.

Кухарка у плиты фыркнула, я посмотрела на нее, она улыбнулась, подмигнула мне и продолжила заниматься своим делом.

— Эрра, так сколько кира то? — нетерпеливо спросил Ильниир.

— Вестимо сколько: три! — не выдержала кухарка помешивая что-то на плите.

Хозяин захохотал.

— А ведь верно, он снова почесал макушку, — добро, эрра, учите.

— И еще у меня дело к вам, — я помялась, не зная как деликатнее подойти к вопросу о насморке Ильниира, — он у вас сопливый ходит, вон нос весь до корост стер.

Кухарка повернулась ко мне,

— Лечила уже всем, и над теплом дышал, все одно. Кашлять перестал, а нос не проходит. Вы не бойтесь, эрра, он не заразный.

Ильниир снова влез в разговор

— Солью она сказала лечить.

Кухарка потрепала его по кудрям и уточнила.

— Солью греть чтоль? Так грели.

— Не, тут греть нельзя, — покачала я головой, — раствором соли полоскать, раза три в день. Главное, регулярно, пока не заживет дней семь, можно чуть больше. Вам как удобнее? На бумажке записать или словами показать.

— Ох, так уж показывай, травница, он запомнит. А я прослежу, чтоб не забыл.

Ильниир попятился явно намереваясь слинять.

— Ты на море когда- нибудь был? — спросила я.

— Нет.

— Жаль, а я была. Представляешь, там столько воды, что противоположного берега не видно совсем, а цвет в хорошую погоду совсем как у неба, такой же синий. А если отплыть от берега подальше, то видно дно, представляешь, глубина с этот дом, иногда там, на дне, растет трава, а иногда песок и лежат морские раковины и камни. Раковины все разные, есть похожие на соединенные ладошки, — я показала слложив ладони вместе, — а есть такое, как будто пастуший рожок свернули улиткой и украсили иголками. А еще там есть… — я замолчала, — впрочем, тебе кажется не интересно. Ты же удирать собрался, тогда я пожалуй, пойду.

— Нет, эрра! — воскликнул Ильниир и покосился на кухарку, — я не буду удирать и даже нос вымою.

Он опустил голову и кажется, собрался зареветь.