Инверсия

Девочка забилась на сидение с ногами, плотно закрыла глаза ладонями и агонировала крупной лихорадочной дрожью. Водитель стиснул белые губы и сдерживал рыдания, скорее боясь издать лишний звук, чем стесняясь спутницы.

Ночь опустилась на землю и фонари автострады отделили рукотворное от всего остального. Впереди, в зареве искусственного света, виднелись верхушки небоскребов — километров через десять начнется затяжной спуск и мегаполис предстанет во всей красе, там спасение…

Удар по крыше заложил уши тонким звоном. В зеркало Джим увидел разлетающиеся перья, а панораму впереди заполонили пикирующие камнем птицы. Могло показаться, что они охотятся за взбесившейся мошкарой — но, в общем движении, полчища пернатых стремились туда же, куда и остальное живое.

Удар повторился. Парень, с перепугу, принялся рулить змейкой, чтобы уклониться от невидимой угрозы. Следующий удар был ужасной силы, матерчатый потолок расползся полосой и сквозь заплетенное вспенившимися нитками отверстие стали видны пробегающие столбовые осветители.

— Взбесились… — Пробормотал беженец, не понятно, на кого указывая. Птицы участили кутерьму, выписывали кренделя, подобно истребителям и вообще вели себя нехарактерно размерам.

— Они нападают на нас… — Девчонка впервые произнесла что-то осознанное и Джим резко повернул к ней голову, чтоб рассмотреть неожиданный источник звука.

— Как по мне — зверье бежит от чего-то… Может… надвигается ураган… Или извержение вулкана… Странно, что на наших холмах… — Губы пересохли и было больно произносить слова.

— Нет. Они идут нас убить…

Подруга казалась вменяемой ввиду, исключительно, тихости, на самом деле у нее катушки коротнули окончательно.

Эта мысль была последней, успевшей полноценно пропечататься в мозгу парня. Молниеносный шлепок раскроил надорванный кожух над головой и пробил голову водителя в самую макушку. Брызнула кровь, перемешанная с волосами и перьями.

Птичья голова вошла по шею в зияющий провал на кумполе бедолаги, а крылья хлопали мертвые щеки, словно воздавали яростное отмщение — неистово и страшно.

Мертвый водитель сполз влево, по сидению, и придавил газ. Соскучившийся спорткар рванул мощью движка и педаль оказалась окончательно припечатанной навалившейся массой.

Птица затихала, ее хвост распускался и собирался в неуловимом предсмертном ритме. Автомобиль забирал влево. Девчонка опомнилась, рывком вышла из оцепенения. Отстегнула ремень, взгромоздилась на широкую полку коробки передач, легла животом на бывшего ухажера, распахнула водительскую дверь и толканула, что было сил, обеими ногами спутника за борт.

Здесь дорога почище, даже мошкары почти нет — видимо, удалось оторваться. Девчонка сжала руль левой рукой, правой размазывала косметику по лицу и все ускорялась, и ускорялась.

Убежать от надвигающейся опасности. В город, он защитит. Потому, что больше некуда.

тремя днями ранее

Человек средних лет семенил вдоль заснеженной кромки оврага — ступал осторожно, как может только таежный обитатель, медленно тянул ноздрями пронзительный воздух и силился понять чтозанах. Привычный маршрут по знакомым, до дыр, местам почему-то тревожил таежного человека, натирал его ленивый ум непониманием непонимания.

Овраг уперся в стену деревьев, и мужик замер под разлапистыми ветвями, дал глазам время вновь приобрести остроту в потускневшем освещении. Он старался дышать очень медленно, чтобы пар дыхания не выдал девственной природе чужака.

Охотник скинул с плеча винтовку и потянул большим пальцем предохранитель. Тихо. Вразнобой поскрипывают деревья, то тут, то там, да снег осыпается шорохом повсюду. Такчтознанахтаки…

Силантьич, егерь от рождения, да и по сути своей, перекрестился. Отчего-то родные места сегодня не ощущались таковыми, а казались чужими, непривычными и даже опасными. Но почему — Силантьич понять не мог.

Воздух был свеж, как никогда и настолько прозрачен, что горы прочертились на горизонте четкой выверенной линией, несмотря на дальнее расстояние.

Силантьич оттолкнулся локтем от шершавой древесной коры, и хруст отломившейся чешуйки прозвучал в тишине выстрелом. Дядька вздрогнул. Елка скрипнула, сдавалось, над самым ухом и Силантьич крепче сжал цевье винтаря, чтобы унять дрожь.

Тихо. Снег между деревьями был свежим, словно выпал секунды назад. А надысь снега-то и не было. Вот дык так. И следов не видно.

Следов нет.

Силантьич сел от неожиданности. Как так — следов нет. На вчерашнем-то снегу…

Егерь сдвинул напарившую шапку и зачерпнул ладонью обжигающую холодом белизну. Мягкий… Странно…

Оба этих фактора, тишина и отсутствие следов на суточном снежном покрове — единомоментно сплелись комом в сознании таежника и наполнили тертого промысловика зловещим предчувствием. Силантьич снова перекрестился и прочитал отче наш, на всякий случай.

Он ощутил себя непривычно одиноким в этом запорошенном замерзшей водой мире, таким беспомощным и бессильным перед мертвым пространством вокруг, что зачесался волосатый живот и мигом промерзли пальцы, сквозь валенки и шерстяные носки. Ни-ко-го…

— Эй!!! Бля!!! АУ?!!!