Инволюция (СИ)

Томные гудки обрывают едва начавшийся разговор. Кожух чехла захлопывается. Практически невредимый за долгие годы службы телефон ложится рядом с распухшей от обилия документов папкой. На ней поблескивает свеженький гриф «РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ», а также более мелкий штамп «КОНФИДЕНЦИАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ. ВСКРЫТИЕ ПОСТОРОННИМИ ЛИЦАМИ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО». Однако миссис МакГрегори даже не удостаивает их взглядом. Настороженно перелистывая страницы сплошного текста, она вчитывается в каждую букву сокровенной информации. Случившийся скандал касался её ничуть не меньше, чем его зачинщика. Чёрные мешки с теми, за кем не явились убитые горем родственники, принесли ей славу в узкоспециализированных кругах, занимающихся не самой законной деятельностью. Ночью она Торговка Трупами. Днём — мать единственной дочери, жена и опытнейший судмедэксперт миссис МакГрегори.

Захлопнув папку, женщина устало поднимает голову. Когда у неё был последний полноценный сон, не прерываемый на бесконечные звонки прессы и взволнованных адвокатов? И всё из—за безумных проектов дочери. Поганка Рошель Валери не раз сравнивала её с монстрами в лаборатории: «Эти твари — копия своего создателя».

Мечущийся в тревоге взгляд останавливается на фото в рамочке. Вся семья МакГрегори сидит на бортике фонтана. Сзади — Версальский Дворец. Она, ещё совсем молодая, в красном клетчатом костюме; Джеймс со своей фирменной улыбкой от уха до уха, девятилетняя малышка Агата, прижимающая к себе кота породы шотландской вислоухой. Могла ли миссис МакГрегори хотя бы предположить, какое будущее изберёт её дочь?

Дарвин. Агата достала его плачущим и замёрзшим из мусорного контейнера. Спрятав под куртку, она со всех ног побежала в ближайшую ветеринарную клинику. Затем долго выкармливала, ухаживала и тратила карманные деньги только на самый лучший корм. Дарвин повидал множество приключений: выпадал из окна, ездил в разные страны, участвовал в выставках и даже дрался с антикварным торшером, купленным на закрытом аукционе. Невозмутимо спокойный внешне, он умел находить приключение на свой мохнатый зад не хуже хозяйки. Миссис МакГрегори данного увлечения не разделяла, но и не препятствовала. Особенно когда этот шерстяной урчащий генератор тепла забирался на колени в поисках ласки.

Он умер у Агаты на руках. Свои последние дни Дарвин жил в ветклинике. Как и у любого существа, под старость у него накопилось достаточно болезней, медленно пожирающих изнутри. В последние часы жизни его верная подруга не отходила ни на шаг, ловя каждый вдох и со слезами умоляя не уходить.

Дарвин поселился в их сердцах навсегда. С его уходом дома стало пусто и тихо. Когда Агате становилось особенно тоскливо, она запиралась на кухне и убирала с пола коврик. Под ним скрывался единственный сохранившийся след четвероного бедокура. Как—то раз во время ремонта Джеймс опрокинул ведро с краской. Пока он носился по дому с криками «Caite a bheil am mop?! 8», к месту событий прибыл главный массовик—затейник—Дарвин. Сидя на коленях, Агата ласково поглаживала отпечатки вымазанных в краске лап. Дрожащий голос рассказывал о наболевшем. Капля за каплей падали на пол, а отчаянный взгляд искал того, кого больше нет рядом.

«Почему?»

Миссис МакГрегори закрывает глаза.

«Почему он умер, мам?»

Что она ей ответила тогда? Ах, да. Кажется, что-то вроде:

«Дарвин был уже очень стар, Агата. Никто не вечен. Однажды придёт и наш с отцом черёд. С этим просто нужно смириться и жить дальше. Что толку в слезах, если это всё равно должно было когда—то случиться. Смерть не делает поблажек».

Поддержка из неё ещё хуже, чем собеседник. Хотя ей и вправду верилось, что это должно было помочь. Дочь никогда не стала бы убиваться из—за бессмысленных вещей. Скорбь о друге, которому уже давно пора было отправляться в кошачий рай, определённо относилась к одной из них.

«В таком случае я уничтожу её. Я уничтожу смерть! Она заплатит за тысячи лет боли и страданий. Дарвин не сгинет в вечность. Я клянусь…»

Миссис МакГрегори не приняла эти слова всерьез. Лишь со временем, взглянув в изменившееся лицо дочери, она поняла, как глубоко ошибалась. Некогда живой взгляд окаменел, пропитавшись равнодушием. Поджатые в немом протесте губы. Безучастный голос.

«Ты права. В эмоциях нет никакого смысла. Они лишь мешают достижения цели. Спасибо, мама».