Иные миры. Будущее возможно...

Порыв ветра поднялся из середины поля, унося шляпы, шапки, газеты над головами зрителей. Слабое сияние показалось на вершине треножной надстройки, и желтый луч света пронизал Кольцо, ярко освещая деревянные подмостки. Ветер усилился до шторма, воздух наполнился пылью. Почва сотрясалась под напором желтого потока, который устремился вниз от цилиндра с гулом, подобным шуму Ниагары. Чрез вихри пыли Тассифер уловил зарево от внезапно вспыхнувших подмостков: большие бревна и брусья носились по воздуху; все сооружение, на котором покоилось Кольцо, рухнуло с грохотом и мгновенно развалилось; обломки были подхвачены и разнесены вихрем, закружившимся от середины аэродрома. Кольцо, лишенное подпоры, однако, не упало – оно оставалось парящим в воздухе, затем стало подниматься, сначала медленно и плавно, подобно воздушному шару, потом быстрее, со свистом ракеты. Через десять секунд оно поднялось на сто футов. Спустя минуту оно было на высоте километра. А потом, устремляясь выше и выше, почти исчезло из виду, оставляя за собой светящийся след, как падучая звезда.

Белая масса лиц следила за подъемом и полетом Кольца, теперь оно со своим желтым следом исчезло по направлению к Луне. Его шум был едва слышен даже среди необычайной тишины толпы. Затем все смолкло: Кольцо на высоте тридцати километров вступило в слои атмосферы столь разреженные, что звук не мог в них распространяться.

В окне мотора появилось лицо миссис Тассифер.

– Как вы думаете, что с Родой? – спросила она мужа.

6

Не далее как в полутора километрах от места отправления Кольца стоял у окна обсерватории профессор Торнтон, ожидая вспышки света, которая должна показать ему, что Кольцо двинулось в свое небесное путешествие. Он был уже в главном зале и повернул купол так, чтобы отверстие большого телескопа было наведено в том направлении, которое должно было, по предположению, взять Кольцо. Медуза сияла почти в зените; ее бледно-зеленый свет отчасти затмевался полной луной, висевшей на небе в нескольких градуса к востоку от астероида. Астроном взглянул на часы. Без четверти девять. Быть может, Хукер не в состоянии полететь вовремя? Что-нибудь неисправно в сложном устройстве механизма – неожиданная отсрочка всегда возможна. Или, может статься, Кольцо начнет полет в направлении, чуть измененном против первоначально предположенного? Профессор вернулся к своему окну, чтобы наблюдать отлет Кольца невооруженным глазом, заметить его направление и таким образом найти его в поле искателя телескопа.

Торнтон никогда не сомневался в том, что Кольцо полетит. Он знал Хукера и юношей, и взрослым, около тридцати лет; знал, что он такой же великолепный практик, как блестящий теоретик. И когда Пакс угрожал поставить Землю вверх дном, Торнтон вызвал профессора Хукера из его схоластического уединения на Аппиевой дороге, в Кембридже, побудил его заняться теми исследованиями, которые скоро привели к открытию Кольца на Лабрадоре и обратному путешествию на машине в Соединенные Штаты.

У Торнтона не было сомнения ни в уменьи Хукера и его помощников управлять машиной, ни в достаточной мощности таинственного луча для разрушения Медузы или какого-либо иного небесного тела. То, чего он боялся, был элемент случайности, всегда вероятный, когда опыт производится в новых условиях. Что ждало их в мировом пространстве? Выполнят ли свое назначение резервуары с жидким воздухом? Каков эффект сложных и разнообразно направленных сил тяготения, которым подвергнется этот новосозданный метеор, когда он выйдет из сферы исключительно земного притяжения? Сможет ли Кольцо повернуться так, чтобы спуститься? В состоянии ли функционировать человеческие органы при столь необычайных искусственных условиях?.. Но Кольцо полетит! О да, оно полетит, и его отправление будет зафиксировано пленкой автоматически движущейся фотографической камеры при большом телескопе.

Обсерватория стояла на вершине невысокого холма, и из окна Торнтон мог видеть поверх беспорядочного моря крыш, бесцветных в лунном освещении, темную полосу, где находился аэродром. Он поднял глаза и всматривался в небо. Перед ним открылось словно поле бледно-синих васильков с рассыпанными по нему маргаритками. Этот огромный темно-синий свод вечно казался одним и тем же, если не считать слабых изменений на самих небесных телах, которые Торнтон изучал всю жизнь. Синее, темно-синее небо – и вдруг блеск! Внезапно из темно-синего небо стало ослепительно белым. Тишина ночи нарушилась гулом, раздавшимся с аэродрома. Кольцо... Оно поднялось!