Иные песни

— Трудно поверить, — качал он головой. — Александрия бы от сплетен гудела. А никто даже не заикнулся.

— Там не тот город, где человек добровольно признается в собственной слабости, — сказал господин Бербелек.

Тобиас встал над разбойником.

— Но ведь большую часть джурджей ведут нимроды, как вы могли надеяться, что вас не выследят?

— Не выследили. Ни разу до сего дня. Трижды.

Иероним глянул на Ихмета, приподнял бровь. Перс приложил ладонь ко лбу.

Связанных похитителей бросили на зебр и шагом отправились назад к лагерю джурджи. Солнце еще не начало выползать из-под земли. Господин Бербелек ехал подле зебры старшего разбойника (звали того Хамис) и слушал в тиши африканской ночи поспешную исповедь — все, что Хамис только мог выдать, что вообще стоило выдавать. Их пятнадцать, предводителя зовут Ходжрик Кафар, дезертир из Мемфисской Гвардии. В Эгипте, Аксуме, Хуратии, Эфремовых шейханатах и в Золотых Королевствах назначена цена за голову пятерых из них. Меж ними нет ни одного ареса или нимрода, только демиургос Воды, который открывает им в пустынях источники. Все вооружены кераунетами. В их лагерь можно попасть так-то и так-то; смена караула тогда-то и тогда-то; если охрана, то здесь, здесь и здесь. Сохраните мне жизнь, эстлос?

Смена разведчиков должна произойти завтра, а значит, не стоило откладывать. Господин Бербелек отдал пленников под опеку Н’Те. Попугаю приказал передать остальным, что через час выступает военная экспедиция, оказия, чтобы получить добычу, славу и благословение богов. Пятьдесят мужчин! Конечно, все куррои поднялись вверх. Выбирал Тот, Кто Отгрызает. Что до охотников, то с Иеронимом, конечно же, поедут Ихмет, Тобиас, Завия и Попугай, но и здесь высказали желание почти все — наконец-то настоящее приключение. На них должны напасть разбойники! Будет что рассказать. Даже старый Ап Рек впал в форму юношеского возбуждения. Господин Бербелек отказал. Авель попросил его лишь раз; ему тоже отказал. Алитэ и Клавдия, услышав короткое «нет», демонстративно обиделись. Когда укладывали припасы на хумиев, Иероним отдал последние приказания Шулиме. Та слушала молча. Затем протянула ему руку. Поцеловал ее внутрь запястья, в горячую кожу над пульсирующими жилками.

Караван и отряд Бербелека двинулись в противоположных направлениях, быстро потеряв друг друга из вида. Дюжина животных и полсотни негрских воинов растянулись длинной цепью — шли прямо во встающее над саванной Солнце, в туннель горячего сияния, раскрывающийся на линии горизонта. Н’Зуи начали петь, голоса вздымались в ритме бега. Ихмет сразу же оказался впереди отряда, растворясь в Солнце. Господин Бербелек остался позади, замыкая цепь воинов и животных.

Через полчаса сбоку от него объявился Авель на взмыленной ксевре. На взгляд отца ответил широкой усмешкой.

— Думаешь, можешь мне хоть что-то запретить?

Господин Бербелек хлестнул его риктой через грудь. Авель упал с ксевры.

Господин Бербелек остановил Избавление; подождал, пока юноша снова взберется в седло.

— А теперь станешь слушаться моих приказов.

— Да, эстлос.

В Солнце, в Солнце, в Солнце, когда с каждым мигом становится жарче, и сухой воздух дерет горло, с каждым вдохом все сильнее и сильнее сжимающееся; если нужно сказать фразу, слово, сперва приходится смочить его слюной, но слюны нет, тянешься к фляге, прежде чем открыть рот. Капюшоны наброшены на головы, шляпы надвинуты, труфы обернуты вокруг лиц — откуда б она ни взялась, тень благословенна. Тень, прохлада, влага, вскоре уже ни о чем другом тебе думать невмочь, сознание бежит власти воли. Они не остановились в полдень, не станут задерживаться, пока не доберутся до цели. Н’Зуи бежали без устали; белые все переносили хуже. Тобиас начал плескать на себя воду — когда при очередном своем возвращении это увидал Зайдар, выругал аристократа на трех языках. Когда пополудни переходили болотистую речечку, только нимрод, арес и господин Бербелек не задержались у нее вместе с ведомыми неграми хумиями.