Иные песни

— Почему тогда ты сразу же не спрашиваешь, эстлос, откуда оно приходит? — слегка усмехнулся софист. — Задай себе вот такую загадку: откуда приходим мы? Если сейчас мы существуем в порядке, в котором существуем, а в будущем нас ждет все большее и большее совершенство — что же было перед тем? Отступи — и еще дальше — потом еще дальше. Что ты видишь, отступив так далеко от Цели? Сколиодои. Вот он, тот Первый Сад, из которого родилось все живое; а в его сердце: место начала — хиле, полностью отделенная от морфы.

— Да, это я знаю, знаю, — сказал пан Бербелек, крутя в пальцах гладкий хрусталь. — Все возникло из хаоса и так далее, весь мир и жизнь, безумная зоология Эмпедокла.

— Есть разные космогонии. Другие говорят, будто бы все начинается от превращения Огня в Воздух, затем в Воду и Землю. А потом наоборот — все возвращается к Огню. То есть, мир начинается и умирает в Огне, в процессе, повторяемом бесконечное число раз. И в каком же просвете языков пламени мы живем?

— Так или иначе, пару десятков лет назад этот фрагмент Африки ничем не выделялся. Что же там произошло? Отступило время?

Антидект потянулся за трубкой, сориентировался, что та сломана, взял другую, начал искать зелье. Появился слуга. Пан Бербелек отставил бокал, он предпочел ждать.

— Я разговаривал с Рашелью, — сказал он, когда софист спрятался в облаке пахучего дыма. — Почему ты не расскажешь мне того, что и ей?

— Ты со всеми разговаривал, правда? С каждым, кто имел дело с Искривлением. Несколько знакомых уже говорили мне об этом… Собственно говоря, я ждал, когда ты появишься у меня. И мне это не нравится, эстлос. Я понимаю тебя как отца, только это ведет в никуда. Ты ведешь себя так, будто выслеживаешь убийцу. Ты должен кого-то наказать за смерть своего сына. Правда? А поскольку обладаешь столь большой решимостью, и люди сгибаются перед тобой поочередно, словно тростник на ветру… Представь, что во время шторма в Средиземном море гибнет сын Навуходоносора, и кратистос решает отомстить за эту смерть. Вот он вызывает всех мудрецов и спрашивает одного за другим: какова здесь причина? Откуда берутся бури на море? Что их вызывает? Куда ударить? А мудрецы обязаны отвечать, и кратистос действует на основании услышанных ответов. Куда бы это нас привело?

— Возможно, уже не было бы смертельных штормов.

— Ха!

— Что же, я не первый. Ксеркс приказал бить море железными цепями. Оливий сравнял с землей гору, погубившую его приятеля.

— Воистину, история полна рассказов о безумии правителей.

Антидект замолчал. Он курил трубку, наморщив брови, закусывая чубук и что-то бормоча под нос. При этом он поглядывал на пана Бербелека сквозь клубы дыма. Тот терпеливо ждал. В конце концов они всегда говорят — это сильнее их: женщина не скрывает свои прелести, а софист гордится своими знаниями; скрытность и молчание противоречат их Форме, так что достаточно подождать.

— Еврейская алкимия! — рявкнул наконец Антидект. — Вот что я считаю источником Искривления!

— Как? — тихо спросил пан Бербелек. — Скажи мне, как они это сделали?

Софист откашлялся, повернулся в кресле, отложил трубку и начал копаться под бумагами, пока не нашел небольшой, простой нож из черного железа.

— Пуриническая сталь, — сказал он, проводя лезвием по большому пальцу. — Ее называют пуринической, только на самом деле это не чистое ге; только высшей очистки Земли достичь никак не удается. Зато можно дистиллировать чистый гидор, и уже сотни лет ходят слухи, будто Луняне получают у себя пуринический аэр и добывают пуринический этхер. Предположим, что, в конце концов, мы тоже достигнем успеха и сможем по своей воле располагать всеми четырьмя стихиями в чистом виде; а возможно, и пятой — звездным пемптон стоикхейоном, ураноизой. Что каждый сможет вынуть из шкафа, — Антидект махнул ножом в сторону пустых колб и алкимических флаконов, — и смешать по своему желанию: Землю, Огонь, Воду, как только захочется. И вот он сольет все в одну реторту, и что получится? Аристотель отвечает нам: то, чья Форма овладеет этой Материей. Но вот пифагорейские алкимики, еврейские нумерологи говорят иначе: то, Числу чего соответствуют пропорции смешанных элементов.

Антидект отложил нож, нашел чистый листок бумаги и уголек. После этого он кивнул пану Бербелеку, чтобы тот придвинулся поближе.

— Левкипп утверждал, что наименьшей частичкой материи является атом. Мы же знаем, что существует пять видов материи. Того, что является наименьшим, увидеть нельзя, но о нем можно додуматься. Ничто не может делиться до бесконечности; там, где оно кончает делиться, становится единством, основой и чистейшим принципом. Итак, у нас есть пять архе, из которых построена вселенная: ге — холодная и сухая Земля; гидор — холодная и мокрая Вода; аэр — горячий и влажный Воздух; пир — горячий и сухой Огонь; и еще пемптон стоикхейон, который Аристотель называет этхером, а Провега и Борелий — ураноизой.

Софист вычертил пять знаков:

V