Иные песни

Карусель скрипела и тряслась, в оси платформы все время что-то резко щелкало, клокотали этхерные водовороты кареты, ржали обеспокоенные паровые кони.

— Что у нее? — спросил Гиерокхарис, остановившись у балюстрады, рядом с Иеронимом.

— Ммм?

— Мы не виделись уже более двадцати лет.

Пан Бербелек вынул из кармана кируффы портсигар, задумчиво выбрал длинную никотиану — спички вынуть не успел: гиппырес щелкнул пальцами, из под ногтей выстрелил синий огонь.

— Благодарю. Когда я ее видел в последний раз, у нее было все в порядке.

Гиерокхарис сердечно рассмеялся.

— Ох, можно было понять хотя бы по этому сарказму ее мужчин! Дамиен до сих пор не может решить, может пора ее возненавидеть.

— Дамиен?

— Шард. Возможно, ты его встретишь. Но, насколько мне известно, он переехал в Эртц, за Море Воронов.

— Дамиен Шард, Дамиен Шард — ну да, Анис писал о нем в своих рапортах. Предыдущий александрийский любовник Сулимы, который, якобы, погиб в океан осе. Выходит, не погиб.

— Он не обладал славой великого стратегоса

Пан Бербелек выпустил дым, дот замерцал в пропитанной пыром атмосфере.

Гиерокхарис странно глянул на Иеронима.

— А что она, собственно, сказала тебе, эстлос? То, что ты стратегос, это дополнительная удача; ведь мы искали не стратегоса.

Пан Бербелек выпрямился, повернулся к гиппыресу. Он был выше лунянина больше, чем на тук.

— Я отберу у тебя власть, сказал он. — Если Госпожа доверит мне командование. — Сбил пепел с никотианы, правую ногу выдвинул вперед, левую руку положил на поручень. — Таковы неизбежные последствия. Подчинишься, когда Она этого потребует?

Вокруг черепа и на плечах Гиерокхариса выстрелили короткие языки огня. Слуги перестали разговаривать, секретарь сделал к ним пару шагов. Карусель громко трещала в лунной тишине.

Пан Бербелек не отводил взгляд, медленно поднес никотиану к губам.

— Ха! — рассмеялся Гиерокхарис. — Ведь на самом деле ты и не знаешь, что тебя ждет! Эстлос! Или ты считаешь, что тех двух перед тобой — что Госпожа от них отказалась? Нет. Мы продолжали искать, потому что они оказались слишком слабыми.

— А ты?

— Я знаю, что слишком слаб. Но ведь здесь дело не в том, чтобы командовать в битве.

— Вы ищете кратистоубийцу.

Гиерокхарис наклонил голову.

— Да, можно сказать и так. Хотя, конечно, это будет в тысячи раз труднее.

Пан Бербелек отшатнулся. История не знает случая, чтобы кратиста или кратистос погибли от рук кого-либо иного, чем более сильная кратиста или кратистос, только тупое быдло повторяет сказки про Изилора Родийского и героических пастухов, вступающих на троны. По определению, тот, кто победил кратистоса, тои и Всемогущий. Труднее в тысячи раз? Так это чушь.

— Почему ты мне не скажешь этого ясно и без аллюзий?

— Раз Шулима тебе этого не сказала… Госпожа будет знать, как получше набросить на тебя сеть. — Гиппырес оскалил белые зубы. — Эстлос. Впрочем, это все еще остается тайной.

— Ритер Жарник знал.

— И вправду, некоторые гипперои уже участвовали в первых стычках.

Пан Бербелек выбросил окурок за платформу, в сторону далеких полей кратера. Они уже приближались к вершине.

— Но ты хотел встретиться со мной до того, как я встану лицом к лицу с Госпожой. Ты ожидаешь, что она сделает мне такое предложение, и что тебе придется уступить мне место.

— Да, я хотел встретиться с тобой до того, как с тобой встретится она. Пока же что ты тот Иероним Бербелек, о котором мне писала Шулима.

Когда они съехали с Карусели на внешний склон Кратера Мидаса, перед ними открылась панорама лунного царства Иллеи: равнины, долины, реки, моря и озера, горы и кратеры пониже, до самого горизонта, правда, не такого уж далекого, ведь Луна намного меньше Земли, 35000 стадионов по окружности, как Гиерокхарис сообщил пану Бербелеку во время одной из немногочисленных стоянок.

Возницы сменялись на козлах, апексы могли бежать без отдыха пару десятков дней, не уставая и не требуя сна, их организмы совпадали с месячным солнечным циклом, а уж вечные двигатели никогда не уставали. Так что они мчались по Луне, почти что не останавливаясь, изысканная макина серебристого этхера, разорванного на тысячи мастерских орбит — полоса рваного сияния для глаз лунян, мимо которых они ехали. Луна была покрыта сетью дорог Госпожи, отчасти использующих возвышенности натуральных спальников, отчасти морфированных из подобной шлаку Ге; сетью, тем более плотной, чем сильнее они приближались к сердцу антоса Иллеи. Да и движение по ним тоже становилось оживленнее — только они не снижали скорость. Все другие едущие уступали дорогу издалека заметной каретой потомка Госпожи. Воистину, это была страна гармонии, естественного порядка, отпечатавшегося в керосе так глубоко, что, наверняка, не записываемого в каких-либо законах. Только сейчас до пана Бербелека дошло, рядом с кем, собственно, он сидит в этхерной повозке, кому он бросил вызов, и кто перед ним отступил, уступил и сдался по-настоящему. Повелитель Луны, второе на ней лицо после кратисты Иллеи, держатель военного могущества, об истинном размере которого Иероним только начал догадываться.