Иные песни

— Так вот, понимаешь, эстлос, ветераны сходятся в одном: адинатосов невозможно описать. Долгонько мы об этом дискутировали, и не думай, будто бы меня это до стх пор не мучит, ведь мучит же; софистесы давали нам указания, когда мы летели в ту разведку за сферу Марса, чтобы по незнанию там не прибить друг друга, тогда ведть его еще не было в Тюрьме, и никто понятия не имел, в чем тут дело… Впрочем, до сих пор никто ничего не знает, но — ну вот, давай, давай, эстлос, запрыгивай, поехали уже — но о них можно сказать лишь то, что рассказать о них ну Ника не возможно. Якобы, эстлос, ты вошел в один из их плацдармов на Земле. Насколько глубоко?

— Не более, чем на пару десятков стадионов. На самом же деле, небольшую часть дороги до самого центра. Только ведь там все распадается, полнейший хаос Формы, и если все это прогрессирует к центру… там нечего описывать.

— Не потому ди мы и зовем их арретесами? — засмеялся Омиксос. — Ведь они родом не из земных сфер, так что иих ни представить нельзя, ни описать под людской морфой.

— Но откуда нам, собственно, известно, что это нападение, что они нам желают зла? Какие-то открытые военные действия с их стороны были?

— А по каким признакам ты отличишь войну от мира? Пошлешь герольда с договорной миссией спросить об условиях и выторговать цену перехода? За пределами морфы арретеса он останется человеком, и вот тогда ты можешь его расспрашивать и требовать ответа; но когда он войдет в антом адинатосов, тем более — когда приблизится к ним настолько, что действительно с ними переговорит — с кем ты будешь говорить тогда? Кем он вернется? Не вернется. Невозможно обладать одновременно и людской морфой и адинатосовой. Если ты их понимаешь, если в состоянии рассказать, кто они такие, как мыслят, зачем прибыли, чего хотят, и война это или нет, да и вообще — известно ли им понятие войны — если бы ты это понимал, я должен был бы тебя убить на месте.

— Преувеличиваешь.

— Я должен был бы убить тебя немедленно. И любого другого, кто, возможно, способен заразить нас их Формой. Разве ты не знал, стратегос? По чему можно узнать перемещения границ аур кратистосов? А по тому, что ты постепенно начинаешь лучше понимать правоту, обычаи и идеалы победителя, что это его власть, а сам он кажется тебе более… более естественным. Почему Госпоже пришлось сбежать с Земли, почему объединились против нее? Она была Матерью всех людей.

— Так может, косвенно. Как это делают с дикарями. Сначала выводят метисов, объясняют им про морфу, растянутую Между…

— И ты хочешь это делать? Действительно хочешь, эстлос?

Пан Бербелек не отвечал, поскольку, именно сейчас, ему вспомнилась судьба разбойника Хамиса. Они не знали всего этого, когда посылали Хамиса вглубь Сколиодои (это Иероним не знал, Шулима знала превосходно), но это и был, как раз, их герольд, их Папугец для переговоров с адинатосами. И он отправился под Форму арретеса, и вернулся, и рассказал — только вот, что они поняли?

Слишком много было еще в Хамисе антропоморфы, чтобы он сам, по-настоящему, понял, что увидел; и слишком много было в нем уже морфы арретеса, чтобы смог высказать то, что успел понять.

— А войн — она всегда война, — буркнул пан Бербелек. — Не высадились же они в Риме, в центре Европы, на Рынке Мира в Александрии, не высадились даже у вас, на Луне. Пока что выбирают наиболее безлюдные земли.

— И что это должно означать? Что не желают нам вредить, или что готовятся, как раз, к неожиданному нападению? — отшатнулся ритер. — Клянусь Шеолом, господин Иероним, ведь войной является уже само их присутствие тут!

Каким образом кратистосы встречаются и ведут переговоры? Они не встречаются.

Если вдруг Чернокнижник решит выбраться в гости к своему соседу Свято виду, то — какими бы не были его цели, даже если бы он шел один-одинешенек, бе войск и посылал перед собой десятки герольдов мира — это уже война, столкновение Формы с Формой.

Между чужим и чужим — может быть только насилие.

Договоренность — только лишь между существами одной и той же Формы.

Договоренность — это значит победа Формы более сильного, приняв которую, более слабый четко и выразительно поймет, почему он был неправ.

— Откуда они, собственно, прилетели?

Омиксос, поскольку был в доспехах, не мог хлопнуть себя рукой по бедру, поэтому лишь фыркнул черным дымом.

— Из-за сферы постоянных звезд. А вот есть за ней вообще какие-то «где» и «откуда»? Это уже пустые забавы софистесов.

— Но зачем, по что они сюда прибыли?

— Ох, эстолос, успокойся, может, сам у него спросишь, а? Он наверняка объяснит тебе все это простыми словами, а ты нам тогда повторишь.

Пан Бербелек поднял бровь.

— Прости, — буркнул ритер.