Иные песни

— Разорвали ее… — тянула старуха своим звучным голосом. — Он научил ее охотиться, забирал с собой, я думала, что…

— Так?

— Все изменилось. — Старуха захлопала веками. — Погляди. Ты вся горишь.

— Эстле.

— Ты обязана его стеречь, когда-нибудь он сюда вернется, уже после моей смерти, но вернется к себе, никто ведь не рождается стратегосом, моя Аурелия, никто не рождается виктором и тираном…

* * *

— Так что же, я должен был сделаться безумцем! После всего того, что мы пережили надо Льдом…! — воскликнул Омиксос Жарник. — Погляди на этих птиц, эстлос. Если мы спустимся еще ниже, этхер не выдержит, весь мой корабль распадется.

— Но ведь ты уже бросал якорь даже на поверхности Земли, больше, чем на десяток часов, — заметил стратегос Бербелек. — Надо Льдом она тоже спустился на пол-стадиона.

— И во второй раз такой ошибки уже не допущу, — твердо заявил гегемон «Уркайи».

Аурелия глянула вниз сквозь ураноизоидный пол пол каюты гегемона в голове «Уркайи». Вращающийся корпус воздушной ладьи (крылья сложены, хвост выпрямлен) отделало от пестрых джунглей чуть ли не два стадиона. Летели они с юго-запада. Если верить картам стратегоса — потрескавшиеся пергалоны эстлоса Бербелека заслоняли чуть ли не половину кругозора — если им верить, то они находились строго над географическим центром Африканского Сколиодои, в пятистах стадионах южнее к югу от Черепашьей Реки, в восьми тысячах от побережья Западного Океаноса. Положение этого центра с этой высоты довольно хорошо можно было оценить невооруженным взглядом, ведь вместе с прогрессирующим Искривлением джунгли теряли форму джунглей, и в них уже даже не доминировала зелень, какой-либо цвет вообще здесь не преобладал; с высоты они глядели на какую-то хаотическую мешанину всех возможных цветов и оттенков, болезненную для глаз световую белиберду. Росли ли там, внизу, какие-либо деревья? Сказать было невозможно. Камни, растения, животные, вода, огонь, движение или неподвижность, форма или конец всяких форм, облака твердого воздуха или же строения и скульптуры из дыма и пламени — прищуришь левый глаз, видишь одно, прищуришь правый глаз, видишь уже совершенно другое, закроешь оба глаза, вот, может это и есть правда!

Какой уже это час летели они так по небу над Сколиодои, сотрясаемые порывами резких ветров, которые выплевывались из Искривления, постепенно сворачивая в соответствии с энергичными указаниями стратегоса: чуть дальше к северу, немного восточнее — вот, здесь, тут разыграется самая тяжкая битва, осажда. Аурелия прижимала лоб к теплому этхеру, вытянувшись на голом полу, заслоняя глаза ладонями, чтобы по глубже заглянуть в цветовой хаос под «Уркайей». Воистину, никакого сравнения с Ледовым Сколиодои или с теми, значительно более слабыми плацдармами адинатосов, открытыми на одиноких островках Восточного и Западного Океан оса, иногда настолько малых, что даже не имеющих названия и не описанных при каких-либо морских путях. На вопрос, откуда у него имеются столь точные карты океанских Искривлений, стратегос признался, что их уже несколько лет назад составила Вечерняя Госпожа, опираясь на собранных ею донесениях о новых морских чудовищах, а так же на полученных от штурманов Океаноса знаниях о течениях; вот зачем она посещала все крупнейшие порты Европы. Аурелии только-только пришло в голову, что какоморф, атаковавший корабли крыс, не должен был стать неожиданностью для эстлоса Бербелека; что он, скорее всего, сознательно избрал место для их встречи. У него имелись карты.

«Уркайя» поднималась к сферам этхера, раскладывала крылья, позволяла подхватить себя эпициклам ураноизы и снова сворачивала крылья, окружив Землю к новой цели — так они спадали к ослепительно белому Южному Льду, к зеленым глубинам Океаноса, к желтым пескам Африки.