Увидев выползающее из тумана создание, у меня вместо ожидаемого помутнения рассудка и окончательной потери самоконтроля, внезапно начала складываться понятная картина всех этих преступлений! Поверить во всё было практически невозможно, но как же, чёрт возьми, логично они складывались вместе теперь, когда я знал и видел то, что выползало к нам из тумана.
Тела были не просто обескровлены. Все органы, как говорил Кит Янг, были обращены неким ферментом в жидкость, всё внутри тел было растворено, и ткани и органы, а затем высосано неизвестным чудовищем. Разве вампиры, которые летучие мыши, поступают так? Есть другие, пожалуй, куда более странные и даже страшные создания на нашей планете, которые двумя клыками пронзают жертву, впрыскивают свой яд с токсинами и даже с желудочным соком, разлагающими и растворяющим изнутри плоть жертвы, и потом пьют её, высасывая, нередко даже заживо, пока та парализована и разжижается под своей кожей в питательный коктейль…
И теперь стало понятно, почему старая часть кладбища настолько неухожена, затянута паутиной. Почему паутина была на надгробьях, когда мы нашли Уокера, почему на крыше Лори виднелись такие же тонкие белёсые нити, и почему странный звук перебирающих лапок я представлял постукиванием каблучков маленьких детских ботинок…
Из тумана в нашу сторону выходило косматое членистоногое создание невероятных размеров. Пожалуй, даже крупнее той самой Мантикоры. Справа и слева силуэтами и вполне реальными остроконечными цокающими кончиками вылезали массивные твёрдые лапы. мЭта туша казалась абсурдной, не симметричной, однако же, по своему строению больше всего напоминала именно огромного паука. Мохнатый и почти бесформенный мегаломорф двигался в нашем направлении, всё яснее прослеживаясь из сумрака и ночного тумана своими очертаниями, но от этого не становясь более понятным своей внешностью.
Беспорядочное множество чёрных лап под покрытым обильным жёстким ворсом сиреневатым брюшком. Не верхнюю ли часть его я мельком мог тогда наблюдать с крыши из тумана?! Приняв в воображении за шерстяную спину огромной летучей мыши…
Ног было такое количество, что в каком-то смысле даже объясняло это негромкое постукивание, будто бы маленьких каблучков или детских башмачков, вместо скрежета и шума, какой, по идеи, могли бы вызывать остроконечные коготки столь массивной и крупной твари. Вес ворсистой туши распределялся на огромное количество лапок, а потому каждая из них лишь тонко постукивала, когда шагала. По крайней мере, я себе так это трактовал, пытаясь во внешнем облике мерзостного существа отыскивать крупицы логики и объяснений всего происходящего.
А где-то меж самыми ближними ко мне педипальпами я увидел, что располагалась торчащая на эдаком шейном отростке женская человеческая голова с длинными чёрными волосами и такими же густо-чёрными, как смоль, двумя глазами. Будто без белков и радужки — цельно обсидиановые и блестящие они, тем не менее, смотрели из этой паукообразной крупной твари прямиком мне в душу.
Изо рта этой, похожей на человеческую, головы её торчали массивные тёмно-бурые клыки. Но теперь я знал, что всё это — отнюдь не зубы вампира, а ядовитые паучьи жала, челюсти «хелицеры», чьё название я даже знал ещё со школьных уроков по Биологии.
Потому и выглядят они столь странно, вообще не похоже на образы тех кровососов, что мы привыкли видеть в кинематографе, на картинках, в компьютерных играх… Потому что позади меня располагалась не шайка вурдалаков, не представители какого-то их рода, а невероятные люди-пауки, поклоняющиеся этой своей богине… Не она ли, нагибаясь со своей высоты из тумана, дышала мне на шею, намериваясь укусить, а потом бесшумно уходила в мглу обратно, пока я поворачивался и смотрел никак не вверх, а исключительно вперёд позади себя…
Я смотрел, как где-то там позади, над черноволосой клыкастой головой из брюшка или головогруди паукообразного ввысь вздымается подобие стройного человеческого туловища серо-фиолетового бледного оттенка. Торс с ярко выраженной формой женской груди в виде соответствующих округлостей с виднеющимися тёмными сосками по центру, выполнявшими, правда, уверен, чисто декоративную функции подчёркивания такого женственного внешнего облика фигуры.
Изящные линии, будто бы кентавра, только гибрида человека с пауком вместо лошади, вздымались вверх, раскрывались будто бы бутоном цветка, ведь начиная от солнечного сплетения, этот торс был впалым внутрь. Никакой грудной клетки позади этих двух женских грудей, держащихся, будто на плотной коже или каких-то внутренних эластичных хрящах распускавшегося к вершине «бутона». Как воротник невидимки или вырез изящного платья в отсутствии самого тела…
Края женственной фигуры туловища разрастались в плечи, однако, учитывая, что голова росла внизу, у основания первых хитиновых конечностей этого членистоногого существа, сам растущий над нею антропоморфный и двурукий торс заканчивался подобием внутреннего ворота красивого плаща.