Иные (СИ)

– Девочка моя, держись, только держись! – горячо шептал он. Сорвал с себя куртку и укутал в нее Инну, ненавидя себя за то, что причиняет ей боль любым касанием. Как можно бережней поднял на руки ее изувеченное тело, ужасаясь, сколько боли ей причинили: все лицо в синяках, один глаз затек, кровоподтеки на груди и ребрах, по внутренней стороне бедер разводы от крови и спермы. Проходя мимо Механика, велел тому вызвать «скорую» и ментов.

В доме он уложил девушку на покрывало, что застилало кровать Механика, закутал в него, как в кокон и перенес к растопленной печке – самому теплому месту. Сел прямо на пол, укачивая рыдающую девушку на руках, не обращая внимания на свои окровавленные руки. Захар догадывался, что ее плач уже давно перешел в бесконтрольную истерику, но все же шептал нежные слова невпопад, успокаивая ее и себя заодно, и каждый раз осаживал себя, чтобы не сжать ее крепче, боясь причинить лишнюю боль. Он молился про себя, чтобы медики успели приехать достаточно быстро для того, чтобы вовремя оказать должную помощь во избежание непоправимых последствий.

Инна захлебывалась слезами и никак не могла успокоиться. От облегчения, что он пришел, пусть не совсем вовремя, как герой сказок, но все же пришел за ней. Но главное, что не убил того подонка. Теперь пусть только попробуют его отобрать у нее.

Глава 32

Инна открыла незатекший глаз и уставилась в белый потолок над собой. Где она? Точно не дома и не в гараже. Прошлась взглядом по таким же белым стенам и двери. Поблизости стоял аппарат с капельницей – понятно, значит в больнице. Только-только занимающийся рассвет робко впускал тусклые лучи в палату через незашторенное окно.

Она снова закрыла глаз и горестно усмехнулась про себя своим же мыслям. Добрую половину своей сознательной жизни она чуралась малейшего контакта с мужчинами, страшась быть изнасилованной. И это случилось! Именно тогда, когда она ослабила свою бдительность, зажила нормальной полноценной жизнью, ее давние страхи воплотились в реальность. Когда она меньше всего ожидала подвоха, судьба нанесла ей сокрушительный удар. Когда ее психическое здоровье нормализовалось, она снова испытала сильнейший стресс, что равносильно получению новой душевной травмы, к тому же сопряженной с физическими увечьями. Она явственно ощутила себя плохим, никчемным человеком, подведшим всех: и Ирину, которая столько сил потратила на ее психическое восстановление, и Захара, которого она полюбила за его моральные качества, а сама подвела его. Она настолько прониклась чувством глубокого уважения к его нелегкой судьбе, удары и испытания которой он с достоинством переносил, загорелась желанием украсить ее радостью и красотой, что после случившегося у нее не хватало ни смелости, ни какого права допустить хотя бы мысль о простом существовании в его жизни. Беспомощность и бессилие накрыли ее разум черной пеленой, и она снова открыла глаз в жалкой попытке прогнать самоуничижительное настроение созерцанием тусклой реальности.

Памятуя о жгучей боли, владеющей всем ее телом, она осторожно повернула голову и в слабом естественном освещении увидела Захара. Он будто постарел за это время. Сидел в неудобной позе прямо на полу, положив согнутые в локтях руки на ее койку и опустив на них голову. Он дремал, но по нахмуренным бровям его сон вряд ли можно назвать спокойным. Сильная челюсть, обычно лениво гоняющая жвачку, была непривычно спокойно сомкнута и на ней явственно темнела щетина, тоже, кстати, несвойственная ему. Слишком длинные по мужским меркам волосы растрепались и в беспорядке лежали на щеке, ухе, шее, частично закрывали глаз. Рассеченная бровь, синяк на скуле, разбитая губа. Черная футболка натянулась и плотно облегала мощные плечи и мускулистые руки с большими, натруженными кистями, сейчас забинтованными. Змея, обвивающая его руку, тоже дремала, свернувшись кольцами, темнея на фоне белоснежного казенного белья.

Он здесь. Он рядом. Он пришел за ней. Несмотря на то, что с ней сделали те мрази, он не оставил ее. Он… если бы он приехал чуть раньше, возможно удалось бы избежать весь тот ужас! А так… она чувствовала себя грязной, потасканной… Чувство вины перед Заком за то, что не оказалась достаточно сильной, чтобы суметь продержаться до его прихода липкими щупальцами отвращения к самой себе пробиралось откуда-то из недр и поднималось выше, накатывая рвотными позывами. Ноющая боль между ног напоминала, как эти кобелины трахали ее и стало невероятно стыдно перед Захаром за то, что не хватило сил устоять перед ними. Глаза переполнились слезами от гадкого чувства страха, оставляющего горечь во рту – что если он сам больше не захочет быть с ней? Как после такого он сможет притрагиваться к ней без чувства отвращения? Как они смогут быть вместе? Да никак! Она ему задаром теперь не сдалась! Гадкое паршивое ощущение собственной никчемности скрутило Инну сильнее физической боли, и она громко всхлипнула, прежде, чем успела зажать рот ладонью. Беркутов тут же проснулся.