Инжектором втиснутые сны

— У меня несколько лет ушло на то, чтобы понять, что с ней творится. Видишь ли, я на некоторое время оставил ее одну. После того, как покончил со «Stingrays», но еще до «Tidal Wave». Бестолковое было время. Я тогда здорово подсел на «скоростняк»,[206] а это наркотик из серьезных. Я все время торчал в студии, все время. А когда приезжал домой, ее там не оказывалось. Она сматывалась на несколько дней подряд. Вот тогда я начал понимать, что она — настоящая нимфоманка. Нет, это слово слабовато. Она прямо свихнулась на сексе, это были саморазрушительные траханья, просто саморазрушительные. Я хочу сказать, что ее носило по самым отъявленным подонкам: филиппинские официанты, мексиканские контролеры на парковках, какие-то ублюдочные мелкие преступники из низов, пытающиеся косить под хиппи. И конечно, все они знали, кто она такая. Они трахали ту самую, из «Stingrays»! Я нанял детективов — вот так и узнал обо всем этом. Они представили мне доказательства — фотографии, магнитофонные записи. Это было мерзко до тошноты. Моя собственная жена. Господи Боже мой, ее ведь могли убить или шантажировать. Вот почему я запер ее дома — для ее же собственной безопасности. Она, конечно, все отрицала, что было совершенно нелепо — я же поймал ее на горячем. А потом она захандрила. И мрачно хандрила несколько лет. А потом у нее началась ипохондрия. Сначала я просто не понял, что с ней. Боже, я целое состояние угробил на врачей. А потом сообразил, что все это — просто дерьмо собачье. Не настолько тяжело она болела, чтобы не вскакивать с постели и не открывать дверь голышом. Это ее любимый номер; она эскгибиционистка.

Каждый раз, когда кто-нибудь приходит, все равно, кто. Садовник, шестидесятилетний япошка; водопроводчик; газовщик за показаниями счетчика. Парень, который обычно чистит бассейн, этакий юный белокурый жеребец. Я как-то раз вышел из дому — и нате вам, она сидит в садовом кресле, расставив ноги, и сверкает перед ним своей дыркой, как на этих грязных фотках в «Хастлере». Все нутро переворачивалось. А у парня стояло так, что не захочешь — заметишь; добавлю, последний раз в его жизни. Ну и ей я потом тоже урок преподал.

Большой Уилли притормозил у нужного поворота. Дерьмо все это было, бред наркомана-импотента о сексуальном отвращении. Я не верил ни единому его слову.

— После этого я проверял, чтобы она была заперта у себя в комнате, каждый раз, когда надо было открыть ворота. Ну и конечно, она отказывалась выходить даже тогда, когда было можно. Совершеннейший абсурд! Нам пришлось относить ей наверх еду. Можно было подумать, что она инвалид. Наконец я отправил ее к психиатру. Поначалу Большому Уилли пришлось возить ее к нему — она бы не села больше за руль. И никогда, ни за что не стояла бы, сильно наклонившись. Однако, похоже, эти визиты все-таки помогают.

Мы выехали из-под эвкалиптов и увидели дом, выглядевший мертвым, заброшенным.

— Довольно скоро она снова начала водить, и, похоже, возвращалась на прямую узкую дорожку. У меня были огромные надежды на нее, — и тут его голос зазвучал напыщенно и зловеще: — А потом до меня дошло, что там происходит на самом деле. Понимаешь, как-то ночью я решил ее трахнуть, я подумал, может, она уже достаточно оправилась, чтобы я снова мог трахать ее, может, ее дырка снова сжалась после такого долгого безделья. Так вот, я поднялся к ней в комнату, а она сказала — нет, не хочу. Но я учуял запах вареной моркови.

— Вареной моркови? — Это уже попахивало непоследовательностью сумасшедшего.

— На ее коже. Запах вареной моркови. Понимаешь, днем она была у психиатра, и после этого душ не принимала. Она ездила к нему три раза в неделю. Неудивительно, что она начала улыбаться! Я попытался поцеловать ее в шею, но этот запах шел от всего ее тела, меня чуть не стошнило прямо там. Ненавижу запах вареной моркови.

Большой Уилли нажал кнопку дистанционного управления. Ворота, жужжа, раскрылись перед нами.

— Думаешь, у нее был роман с психиатром?

— Я не думаю, я знаю! Это было омерзительно. У нее вообще вкуса нет. Он же всего лишь жирный шестидесятилетний мешок польского говна, из этих северо-Каролинских типов, которые ходят вокруг да около, жируют за счет всех этих гребаных знаменитостей. Может, это у нее образ отца или что-нибудь в этом духе. Но я платил ему по три сотни за заход, так какого ж он совал свой бородавчатый шнобель в манду Шарлен?

Мы проехали к дому.

— В общем, все это вышло наружу. С ней я еще не говорил, нужны доказательства, — он мрачно улыбнулся. — Зато этот польский подонок… с ним я разобрался.

Это, видимо, была шутка, этакая депрессия в духе Ричарда Конте.[207]

— Разобрался? Что ты имеешь в виду?

Машина остановилась. Большой Уилли вылез и открыл дверь Деннису. Тот явно не собирался отвечать мне. Вместо этого он положил руку мне на колено и наклонился поближе, чтобы поделиться чем-то личным перед тем, как мы выйдем из машины.