Инженер магии

Лидрал.

Прости, что так долго не отвечал на твое последнее письмо, но меня угораздило подцепить москитную лихорадку. Хочется верить, что, когда ты будешь читать эти строки, я уже смогу вернуться к работе. Дом уже завершен, а на что, чтобы довести до ума горн, уйдет не так уж много времени. Самой дорогостоящей вещью оказалась наковальня. Ты знаешь, на сколько монет потянет одиннадцать стоунов чистого железа? А мне ведь потребуются еще и инструменты. Правда, кое-что я уже сделал сам. У меня есть несколько молотов, три набора щипцов, клещи, штамповочные прессы и кое-что для чеканки, но этого далеко не достаточно. Большая часть денег, вырученных за игрушки, уже потрачена, а тут еще эта болезнь! Как ты понимаешь, она мне монет не прибавила.

Дом кажется пустым, хотя в каморке при кузнице поселился Ваос. Я с нетерпением жду твоего приезда и надеюсь, что уж ты-то сумеешь придать всем этим помещениям жилой вид. Яррл с Рейсой говорят, что комнаты не должны пустовать. Все часто спрашивают, когда ты приедешь.

Помнишь птицу, которую мы видели на дороге в Джеллико? Я уверен, она по-прежнему там. Кружит себе, как ни в чем не бывало, а вот мы не вместе.

Доррин утирает лоб, думая, каким бы еще хитрым намеком, таким, чтобы не поняли посторонние, предупредить ее об опасности. Потом он отпивает еще лекарства. Юноша чувствует, что сила возвращается к нему, однако о том, чтобы взяться за молот, пока не может быть и речи.

Он окунает перо в чернильницу и продолжает писать, но, заслышав снаружи шаги, поднимает голову.

– О, вижу ты уже встаешь, – говорит с крыльца Кадара. Судя по запыленным лицам и перепачканной одежде, и она, и Брид прямо с дороги.

– Заходите, – приглашает Доррин.

– Ну и видок у тебя! Ты какой-то вяленый, – говорит Кадара, присаживаясь на краешек лавки. Брид закрывает дверь и тоже садится.

– Спасибо, – произносит Доррин.

– За что?

– Так ведь вы только приехали – и сразу ко мне! И выглядите так, словно невесть сколько времени не слезали с седла.

– Так оно и есть, – соглашается Брид.

– Успех хуже, чем неудача, – сухо добавляет Кадара. – Чем лучше у нас идут дела, тем больше на нас наваливают новых.

– Хотите сидра? – предлагает Доррин. Он идет к стоящему в углу кухни баку и достает оттуда охлаждавшийся в ледяной воде кувшин. – Холодненький.

– О, так ты все-таки провел водопровод?

– Из-за него я и подцепил лихорадку. Возился на холмах с трубами да бассейном, а там тучи москитов.

Разлив сидр в два толстостенных стеклянных стакана, Доррин вручает один Бриду, а другой Кадаре.

– И стоило тебе так утруждаться? Через год от Спидлара все равно и духу не останется, а нам придется уносить ноги, – ворчит Кадара, перед тем как отхлебнуть сидра. – Тьма, какой вкусный!

Брид одобрительно хмыкает.

– Здешний Совет не уступит Белым, – говорит Доррин.

– Куда он денется? Белые уже объявили о весеннем наборе рекрутов в Кертисе, Кифриене, Монтгрене и Галлосе.

– А Совет не призвал спидларских наемников из других земель?

Кадара с Бридом переглядываются.

– Призвать-то призвал, но Белые препятствуют их возвращению.

Брид кивает:

– Некоторые вернутся, но немногие.

– Рекруты далеко не так хороши, как обученные бойцы, – замечает Доррин.

– Это так, но зато набрать их можно гораздо больше.

– И при этом мы даже не можем убраться домой! – бросает Кадара. В сердцах она ставит стакан на стол с такой силой, что сидр разбрызгивается. – На Отшельничий никакие суда не ходят, а порты Сутии и Сарроннина отказываются принимать корабли с острова.

– Почему? – спрашивает Доррин, поднимая брови.

– В силу договора с Фэрхэвеном, который покупает у них все излишки зерна. И платит хорошую цену – золотом.

– Зима будет долгой и холодной, – задумчиво произносит Доррин.

– А весна – кровавой.

– Неужто их невозможно остановить?

Брид пожимает плечами:

– Есть у тебя какие-нибудь машины, годные для войны?

– Нет. Я даже не задумывался...