Инженер магии

– Вот как? – голос гильдейского писца звучит резче. – И кому?

– Ну... пока только Виллуму.

– А... тогда все в порядке. Он член Гильдии и... Да, пожалуй, коли он твой покупатель, это можно рассматривать как форму поручительства. Ты правильно сделал, что решил вступить. Ну а игрушки... Я думаю, это низшая ступень, так что ты не разоришься. Четыре медяка в год – пока ты не станешь продавать больше, чем на десять золотых. Тогда, но уже в будущем году, плата составит серебреник.

– Нужно ли мне ставить подпись на пергаменте, господин?

– Какие тут у нас господа? Хастен меня зовут. А ты что, грамотей?

– Не без того. Читать и писать умею.

– Вот те на! Никак не думал, что Яррл из таковских.

– Имеет ли значение то, что я еще и ученик целителя?

– О, так стало быть, ты и есть тот самый.... Мне следовало бы догадаться по посоху. Нет, это значения не имеет. Никакого. Деньги у тебя с собой?

Доррин отсчитывает четыре медяка.

Писец шарит на столе, пока не находит перо и квадратный лист пергамента.

– Так... «Вольный ремесленник До...» Ты знаешь, как точно пишется твое имя? То есть это я чушь сморозил, конечно, знаешь, но продиктуй по буквам.

– Д-О-Р-Р-И-Н.

Юноша еще держит в руках монеты и старается не хмуриться, но его смущает исходящий от писца ощутимый страх. Хастен вручает Доррину документ.

– Это квитанция об уплате в установленном порядке гильдейского взноса.

– Спасибо, Хастен. Я как раз и хотел, чтобы все было сделано в установленном порядке.

– Хорошо бы и все этого хотели. Всего доброго.

– Тебе тоже, – говорит Доррин, понимая, что разговор окончен. Он поворачивается и выходит. Чем он так напугал этого старикана? Может быть, все дело в истории с Нисо? Но ведь люди, надо думать, и раньше убивали грабителей.

Меривен недовольно ржет. Доррин вставляет посох в держатель и садится в седло. Ему придется не просто чистить лошадку, но и соскребать со шкуры, особенно с ног, налипший снег и ледяную корку. А потом работать допоздна – дел в кузнице невпроворот, и ему надо наверстывать упущенное время.

Впрочем, когда это он работал не допоздна?

LXVIII

Слабый огонь в старом, закопченном очаге перевалочной станции лишь слегка согревает полукруг спальных мешков. У единственного, наполовину прикрытого ставнями окна сидит часовой, наблюдая за заснеженным склоном и полоской каменной стены возле дороги. Рядом прислонен лук – правда, со снятой тетивой.

– Пропади пропадом, это патрулирование... Шастаем невесть где, по уши в снегу... Морозим мокрые задницы да гоняемся за призраками. А кругом только сожженные хижины да овины... – ворчание доносится от ближайшего к огню спального мешка.

– Заткни пасть, Ворбан. Хочешь отморозить свой поганый язык, так высунь его и сиди тихо, пока он не превратится в сосульку.

– Вы все разбились на пары и друг друга греете. Вам эта сволочная зима побоку, а я тут один мерзну.

– Сказано тебе, заткнись!

Брид лежит в дальнем углу рядом с Кадарой.

– Попадем ли мы хоть когда-нибудь домой? – шепчет она, почти касаясь губами его уха. – Я так устала от льда и снега.

– Я тоже не в восторге от холода, – подает голос часовой, – но что толку сетовать? Нытьем погоду не исправишь.

– Я еще не видела столько голодающих, стольких обездоленных и столько ворья, – говорит Кадара, придвигаясь к Бриду ближе.

– Тут не обошлось без Белых чародеев.

– Будь они прокляты! Но я хочу домой! Лортрен сказала, что можно вернуться через год.

– Она сказала – «самое меньшее через год». Если, конечно, ты не захочешь перебираться зимой через Закатные Отроги и идти пешком к Сарроннину и Сутии.

– Я понимаю, что мы не можем пройти по чародейским дорогам, но от этого не легче. Порой мне кажется, что я здесь умру. Да, мы можем вернуться через год, но только если найдем корабль. Пропади она пропадом, Лортрен с ее ложью!

– Хорошо Доррину с его дурацкими машинами! У него-то и еда есть, и теплая постель.

– А мне показалось, что там тоже довольно пусто и холодно. В его комнате нет даже очага. Как и у нас, – Брид крепко обнимает ее за плечи.

– Эй, кончайте свои нежности! Я спать хочу, – ворчит одинокий солдат.

– Тебе просто завидно, – тихонько говорит Брид.

– Тут ты в точку попал, малый. Я весь обзавидовался, а еще чуть не околел от стужи.

– Постарайся заснуть, Ворбан. А хочешь, займи мое место и дай поспать мне, – огрызается часовой.

Вокруг очага на время воцаряется тишина.

– Обними меня покрепче, – шепчет Кадара Бриду. – Обними и не отпускай.

Снаружи ветер несет по дороге легкий как пух снег, а под высокими, немигающими звездами эхом разносится отдаленный крик снежного ястреба.

LXIX

– Доррин, – окликает юношу вошедшая в кузницу Рейса. Ваос в это время раздувает меха, а Доррин, с кувалдой в руках, ждет, когда Яррл вынет заготовку из горна. На лице женщины – чуть насмешливая улыбка. – Там приехала твоя подруга. Не иначе, как по важному делу.

Доррин краснеет по самые уши и ничего не может с этим поделать.

– Ей придется подождать, мы тут заняты... – смущенно бормочет он.

– Ты совершенно прав, – ворчит Яррл.

– Она подождет на кухне. На улице слишком холодно.