Инженер страны Советов

Очнулся я через сутки. Перед глазами устроили хоровод чёрные мушки. Штормило так, слово перед этим дня три только и делал, что вливал в себя алкоголь. Чувствовал я себя как высушенная на солнце таранька. Внутри меня была Великая Сушь. По моему такое бывает при большой кровопотере. Интересно, сколько крови из меня выкачали? Хотя если я всё ещё жив, то не так и много. Заметив, что я очнулся, ко мне тут же подскочила пожилая санитарка. По моему та, которую я спрашивал о телефоне.

— Очнулся, милок? — как-то ласково, заметно окая, спросила она, — Ну и слава богу, — она быстро оглянулась вокруг и быстро перекрестилась, — На-ко вот, попей. Тебе сейчас пить больше надо. Это же столько кровушки-то у тебя взяли, — она поднесла мне к губам поилку в виде небольшого чайничка. Боже! Это не вода! Это нектар, амброзия. Я пил и не мог напиться. Когда жажда совсем на чуть-чуть поутихла и горло перестало драть, словно наждачной бумагой, я оглядевшись, с тревогой спросил; — Где товарищ Сталин?

— Здесь он, здесь. Ему в соседнем кабинете палату организовали. Слава тебе, господи, успели спасти его, родимого, — санитарка смахнула с глаз слезу, — Сам Николай Нилыч Бурденко вместе с нашей Людмилой Васильевной оперировал. Сказал, ещё бы чуть-чуть и…,- пожилая женщина не выдержала и, закрыв лицо руками, зарыдала.

— Так что же вы плачете то? — я попробовал сесть в кровати и у меня это, как ни странно, получилось, — Как вас по имени отчеству?

— Екатерина Даниловна, — санитарка достала из кармашка платочек и вытерла слёзы, — Как тут не заплакать, ежели спужались все? Это ж не кого-то там, а самого нашего товарища Сталина изверги, чтоб им пусто было гадам, поранили так. Ой, чего это я, старая, заболталась то? — она спохватилась, — Мне же велено было как вы очнётесь, сразу об том доложить, а я и забыла, — она, прихватив с собой поилку, опрометью выскочила за дверь.

Через минуту дверь вновь открылась и вошла здешний главврач Людмила Васильевна. Я как раз, преодолевая слабость и головокружение, смог нормально сесть, опустив ноги на пол. Хорошо хоть брюки не сняли, а то неудобно было бы предстать перед женщиной, хоть и врачом, без штанов. Хотя я за последнее время столько в госпитале провалялся, что особо и не стеснялся.

— Михаил Андреевич, вам нельзя вставать! — доктор подскочила ко мне и попыталась вновь уложить меня в кровать, — Вы ещё слишком слабы. У вас взяли слишком много крови.

— Есть мнение, товарищ доктор, — я слегка улыбнулся. Частенько я стал употреблять это сталинское выражение, — что вставать мне уже можно. Как состояние товарища Сталина и почему он всё ещё здесь, а не в Центральном госпитале?

— Состояние товарища Сталина стабильное. Но…,- она замялась, — я даже не знаю как такое возможно. Заживление ран и послеоперационного шва идёт прямо на глазах. Это просто чудо какое-то. Конечно помогло переливание крови, но я такого никогда ещё не видела. А перевозить отсюда больного я запретила и товарищ Бурденко со мной полностью согласился. Ранение слишком тяжёлое и перевозка может только ухудшить состояние товарищ Сталина.

— Никаких чудес, Людмила Васильевна. Такие люди, как товарищ Сталин, рождаются раз в тысячу лет. Но всё же вам лучше забыть обо всём, что вы здесь видели. Для вашего же блага, — я посмотрел в глаза доктора.

— Да-да, конечно, — заторопилась она, — товарищ Берия сказал то же самое.

— Ну вот видите. Всё верно. Кстати, сколько крови у меня взяли? А то чувствую себя как высушенная вобла.

— Первый раз почти литр и повторно ещё 0,7 литра. Я вообще удивляюсь, что вы так быстро пришли в себя.

В этот момент вошёл Будённый. Левая рука у него была забинтована выше локтя и лежала на перевязи. Доктор только кивнула и молча вышла в коридор.

— Очухался? — спросил Семён Михайлович, садясь на стоящий рядом табурет, — Ну и то дело. Ох и испугался я, Михайло. В Гражданскую под пули ходил и не боялся, а тут аж поджилки тряслись, — он огладил свои знаменитые усы, — А ты молодцом. Я тебе теперь по гроб должник. За него, — он кивнул куда-то в сторону, но я прекрасно понял, о ком он.

— Как он? — спросил я.

— Бурденко говорит, что самое страшное позади. Сейчас с ним Бурденко постоянно находится. Один раз пришёл в сознание на несколько минут. Ему сказали, что сделали операцию и что ты дал свою кровь. Он только улыбнулся и что-то по грузински сказал. А потом опять…,- Будённый тяжело вздохнул, — И, это, Михайло, ты дай команду этим своим абрекам кобринским, чтобы меня выпустили отсюда. Делами надо заниматься, а они говорят, что ты приказал никого не впускать и не выпускать. Берия их кое-как упросил пропустить сюда медиков, приехавших с Бурденко. Так их теперь не выпускают. Говорят, что стрелять будут.

— Блин, извините Семён Михайлович, забыл я о вас в суматохе. Сейчас дам распоряжение. И это, — я смутился, — а пожрать у нас что-нибуть есть?