— Ты давай-ка, Михайло, мне не выкай. Нас с тобой, считай, вместе окрестили. Так что теперь, вроде как, не чужие друг другу. А насчёт пожрать это ты прав, — Будённый усмехнулся, — Сейчас это первейшее дело. Да мясца побольше. Пойду распоряжусь, чтоб принесли.
Я успел съесть здоровенный кусман отварного мяса и запить его бокалом красного вина, когда меня позвали в палату к Сталину. Чуть пошатываясь, слабость давала о себе знать, я подошёл к кровати. Сталин был в сознании и лежал с открытыми глазами. Лицо его было бледным с заострёнными чертами. Под глазами было черно, но взгляд уже обрёл былую ясность.
— Сядь, — чуть слышно прошептал он, показав глазами на рядом стоящий стул. Когда я сел и наклонился, чтобы Сталин мог говорить не напрягаясь, он продолжил, — Я знаю что ты сделал и что тебе я обязан жизнью. Я этого никогда не забуду. Ты дал мне свою кровь и теперь ты мне кровный брат. Знай это. А теперь иди.
Сталина перевезли на Ближнюю дачу через сутки. За это время Берия приезжал дважды и постоянно запрашивал по телефону о состоянии Хозяина. Толком нам с ним поговорить не удалось, но было видно, что он сильно встревожен. И дело было не только в обстановке на фронте, которая стала критической, но и во внутренних делах.
— Работаем. Всё потом, — раздражённо бросил он, когда я попытался расспросить его.
Сталина увезли на Ближнюю дачу, а я смог выбраться домой, где перепугал своим видом Татьяну. Известие о покушении на Сталина и о его ранении итак наделало шума, едва не приведшего к панике, а тут ещё я пропадал неизвестно где и заявился домой в таком виде. Пришлось долго успокаивать её. Вроде получилось. Информацию о произошедших событиях решили не скрывать, тем более что союзнички об этом растрезвонили едва не раньше, чем всё произошло, что наводило на определённые мысли. Во всяком случае немцы и англичане сообщали о покушении почти одновременно. И те и другие заявили о смерти руководителя СССР, но уже через несколько часов, когда СовИнформБюро сообщило о том, что товарищ Сталин жив, а Молотов выступил по радио с призывом отомстить фашистской сволочи за ранение любимого Сталина, из Лондона пришла телеграмма за подписью премьер-министра Уинстона Черчилля с пожеланиями советскому лидеру скорейшего выздоровления. Часом позже аналогичная телеграмма поступила от президента США Рузвельта.
Ближняя дача Сталина превратилась в нечто среднее между госпиталем и укрепрайоном. Внутренняя охрана была усилена бойцами спецназа, внешнее кольцо, включая размещённые в ключевых местах блок-посты с БТР и БМП, обеспечивали кобринцы. Временно исполняющим обязанности начальника охраны, вместо получившего тяжёлые ранения Власика, Берия назначил капитана госбезопасности Николая Сазонова. Внутри работала бригада медиков, во главе с Бурденко и, что меня удивило, доктором Станкевич Людмилой Васильевной, которая оперировала Сталина. К ней я и обратился с вопросом, нет ли необходимости в дополнительном переливании крови, но меня заверили, что всё идёт нормально, состояние товарища Сталина стабильное и постепенно улучшается. То и дело проскакивало слово феномен.
В малой столовой проходило совещание ГКО. Так как удобный для проведения подобных мероприятий Большой зал примыкал к спальне Сталина, сейчас превращённую в больничную палату, то решили потесниться, чтобы не доставлять неудобства Хозяину и медикам. Председательствовал Молотов. Обсуждали положение на фронтах. А положение было откровенно аховым.
На Лениградском направлении группа армии "Север", имея на острие атаки 4-ю танковую группу генерал-полковника Эриха Гёпнера, смогла прорвать оборону наших войск и стремительно продвинулась на рубеж Копорье-Волосово-Луга- Дно. Тут сказалась и внезапность удара, и то, что разведка откровенно прошляпила сосредоточение войск противника перед наступлением, и растерянность в командовании от известия о гибели Сталина. Ценой неимоверных усилий и потерь удалось остановить танки Гёпнера. Прорвав оборону кадровых частей Красной армии, намотав на свои гусеницы тыловые подразделения немцы упёрлись в стоящие в третьих эшелонах дивизии ленинградского народного ополчения. Имея на вооружении только лёгкое стрелковое оружие да бутылки с горючей смесью, ополченцы грудью встали на защиту своего родного города. В живых из ополченцев остались единицы, но танки через них не прошли. Немцы умылись кровью и откатились для подготовки нового удара, который должен был смести остатки сопротивления и открыть прямую дорогу к Ленинграду, но не успели. На ликвидацию прорыва были брошены резервы, в том числе и танковые. Немцев смогли остановить, но отбросить назад уже не получилось.