Инженер страны Советов

— Кроме вас знают ещё тот самый сторож, в прошлом командир ЧОНа, его племянник, на сегодняшний день являющийся исполняющим обязанности начальника управления НКВД и племянница сторожа, а заодно моя жена. Да, ещё в курсе моего происхождения Чкалов. Но он знает не всё. О развале Союза я ему не рассказывал. Получается, что вместе с вами всего шесть человек.

— Ты посмотри, уже и жениться успел, — произнёс Сталин одобрительно, — А почему вы решили открыться именно этим людям?

— Николай Александрович Сазонов, это племянник сторожа и сотрудник НКВД, в моём будущем фактически заменил мне родителей и воспитывал меня. Ему я солгать просто морально не имел права. При этом разговоре присутствовал его дядя, сторож лодочной станции и его сестра Татьяна, которая через некоторое время стала моей женой. Чкалов же должен был погибнуть в декабре 38го года в авиакатастрофе. Я решил спасти ему жизнь и написал письмо с предупреждением. Авария всё же произошла, но он выжил, хотя и получил серьёзную травму головы. Я пригласил Чкалова приехать в Белорецк, где его вылечила моя родственница. Ну и в ходе разговора рассказал ему кто я и откуда. Он нужен был мне для того, чтобы донести информацию до вас.

— Ну что же, — Сталин затянулся трубкой и выпустил клуб ароматного табачного дыма, — у вас получилось с доставкой информации. Скажите, а не может ли, по вашему мнению, произойти так, что ещё кто-нибуть из ваших современников окажется в нашем времени?

— Я думал об этом и считаю, что раз такое произошло со мной, то могут быть и другие подобные случаи, — в горле довольно изрядно пересохло и я поискал глазами графин с водой. Видимо мой взгляд был слишком уж красноречив. Сталин встал, дошёл до не высокого столика, взял с него сифон и стакан и поставил всё это передо мной. Поблагодарив хозяина кабинета я налил и залпом выпил стакан газированной воды.

— Что ж, об этом тоже нужно подумать. Займись этим, Лаврентий, — Сталин ткнул трубкой в сторону сидящего Берии, на что тот молча кивнул и сделал запись в свой блокнот, — С вашим прошлым мы разобрались. Теперь расскажите, что ждёт нас в будущем.

Весь рассказ занял более двух часов. Я рассказывал, не пытаясь смягчить и как-то обелить произошедшие в моём прошлом и их будущем события, хотя прекрасно понимал, что могу выйти из этого кабинета прямиком в самый дальний лагерь или, что более вероятно, к расстрельному рву. Когда речь шла об отступлении начального периода войны, о сотнях тысяч попавших в плен красноармейцах, о просчётах командования и самого Верховного главнокомандующего. Сталин встал и начал размеренно ходить по кабинету. Я, зная из книг и фильмов о такой его привычке, никак на это не прореагировал, а вот сам Сталин был буквально в бешенстве, о чём говорила его рука, с силой сжимавшая давно погаснувшую трубку. Однако он слушал не перебивая. Берия же был белее мела. Ведь и про его просчёты я тоже не умолчал. А Остапа, как говорится, понесло. И откуда только что вспомнилось. Когда я назвал цифру наших людских потерь, почти 27 миллионов человек, Сталин резко остановился напротив и буквально прожигал меня взглядом. И всё это в абсолютной тишине, которую нарушал лишь мерный стук напольных часов, неумолимо отсчитывающих ход Истории. Так длилось буквально четверть минуты, но эти секунды показались мне вечностью. Я почувствовал, как капелька пота предательски скользнула по спине. Наконец Сталин резко развернулся и отошёл к окну, бормоча себе под нос что-то по-грузински.

— Продолжайте, товарищ Шершнёв, — бросил он через плечо, — я вас очень внимательно слушаю.

Удивительно, но дату своей смерти Сталин воспринял спокойно. Во всяком случае вида не подал. Лишь чуть прищурился, что-то прикидывая в уме и слегка кивнул каким-то своим мыслям. Информация о приходе к власти Хрущёва, о 20ом съезде партии и о докладе о культе личности вновь заставили кулаки Сталина сжаться.

— Набичвари*,- сказал он, словно выплюнул и тут же жестом показал мне, чтобы я продолжал.

(* Набичвари — грузинское ругательство- ублюдок)

А вот Берия, услышав о своём аресте и расстреле, опять побледнел и бросил взгляд на Хозяина. Тот, увидев это, лишь бросил, — Потом разберёмся с этим, Лаврентий. Потом много с чем разбираться придётся.

Вот только мне явственно послышалось не с "чем", а с "кем".

Когда я рассказывал о годах правления Брежнева, Сталин кивал головой своим мыслям, а услышав о любви Генерального к наградам и о четырёх звёздах Героя Советского Союза, хмыкнул и произнёс, — Надо будет познакомиться с этим "бровеносцем в потёмках" и немного поставить ему мозги на место.