Инженер страны Советов

Был соблазн сделать на стенах Рейхстага памятную надпись, типа развалинами Рейхстага удовлетворен (можно сказать, фетиш всех попаданцев), но, увы, патруль гонял всех многочисленных желающих это сделать. Да и места на стенах уже не осталось. Так что просто похлопали ладонью о стены, чтобы, так сказать, отметиться, и расспросили патруль о наличии в окрестностях соответствующих питейных заведений.

– Выручай, командир, – обратился я к старшему патруля, лейтенанту, с большим уважением глядевшему на нашу компанию и особенно на мою спецназовскую кубанку. Абы кто такую носить не станет. Это для рискнувшего чревато серьезными сложностями. – С самого Кобрина мечта у меня попить пивка рядом с Рейхстагом.

Услышав про Кобрин, лейтенант аж задохнулся от восторга. Про кобринцев слышали все. Попасть служить в бригаду было недостижимой мечтой любого мальчишки. Да что там мальчишки, если офицеры, прошедшие самые кровопролитные сражения, всеми правдами и неправдами стремились попасть в бригаду. Удавалось это единицам, ведь отбор был просто запредельный.

Наконец сумев совладать со своими эмоциями, лейтенант объяснил нам, как пройти аж к нескольким гаштетам, расположенным поблизости. Забраковав первые два, мы остановились на третьем. Столики располагались прямо на улице, и вид на Рейхстаг отсюда был просто замечательный. Хозяин подскочил к нам и на ломаном русском начал предлагать свой ассортимент.

– Не стоит утруждаться, уважаемый, – на чистом немецком сказал я, – принесите нам по кружке вашего самого лучшего пива, и больше ничего не нужно.

– О, вы немец? – удивился он.

– Спешу вас разочаровать, но я русский, – с легкой улыбкой ответил я.

Видимо, не разочаровал. Наверное, хозяину заведения очень не хотелось увидеть немца, у которого на груди – русские награды, да еще и в дружеской компании с русскими офицерами.

Вскоре пузатые кружки с пивом были у нас на столе, к ним принесли какие-то соленые крендельки. Взяв в руки кружки с пенным напитком, мы сдвинули их над столом:

– Ну, за Победу!

Пиво было очень даже неплохим. Ухтомский с Вороновым лишь чуть заметно пригубили (а может, только сделали вид, что вообще пригубили) из своих кружек и со вздохом и печалью в глазах поставили их обратно. Не положено им. Служба. А я тем временем погрузился в воспоминания.

Тогда, в 1942-м, все было на грани катастрофы. Фронт удержали с большим трудом и огромными потерями. Немцы после Смоленского котла на какое-то время прекратили активные боевые действия, чем Красная Армия и воспользовалась. В следующие два месяца была нанесена серия мощных ударов по немецким войскам. Не успев выстроить какую-либо внятную линию обороны, немцы получили наглядный урок, что такое настоящий блицкриг.

Войска Рокоссовского полностью разгромили группу армий «Центр» и вышли на линию государственной границы СССР. Белоруссия была полностью освобождена от захватчиков. А те за полтора года успели отметиться на оккупированных землях. Сотни сожженных вместе с жителями сел и деревень, десятки тысяч повешенных и расстрелянных мирных граждан. И во всем этом активно принимали участие украинские и прибалтийские националисты. Все эти факты скрупулезно фиксировались органами военной прокуратуры совместно с представителями союзников и Международного Красного Креста. Фотографии с мест захоронений, с повешенными, в том числе и детьми, с огромными кучами обгоревших человеческих костей на месте сгоревших вместе с людьми сараев разошлись по всем газетам мира и вызвали шок у обывателей. Тут же последовали требования к своим правительствам всячески поддержать Советский Союз в борьбе с этими исчадиями ада.

С моей подачи в Америке запустили, как бы выразились в моем времени, флешмоб. После публикации в «Тайм» шокирующих фотографий на улицах появились люди с плакатом на груди «Сегодня я – РУССКИЙ!» и красным флажком. Уж не знаю, кому и сколько наша разведка за это заплатила, но думаю, что не много. Уже через несколько дней по всей Америке такие акции прошли повсеместно, и мы к этому уже не имели никакого отношения. Как говорится, надо было лишь запустить процесс.

Людей с плакатами становилось все больше и больше. Дошло до того, что на одном из публичных выступлений президент Рузвельт под гром оваций заявил в конце: «Сегодня я – русский!» Авторитет СССР в мире вырос неимоверно. Даже такой ненавистник большевизма, как премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, однажды, когда его спросили, как он относится к тому, что сейчас происходит в Америке, буркнул, что «в этом что-то есть». Объемы поставок по линии ленд-лиза резко выросли.