Инженеры

Первый присланный Юрко директор оказался неудачным. Он прислал директором Валеру Пака, ой, простите, Валерия Федоровича, моего бывшего воспитанника из молодых специалистов на Темиртауском заводе. Валера приехал на Темиртауский завод по распределению после окончания института. Мне он понравился энергией, амбициозностью, и я провел Валеру по всем ступеням заводской лестницы: мастер — начальник цеха — главный технолог. Я даже выбил для него квартиру, а когда уезжал из Темиртау, рекомендовал его на свое место, главным инженером. После отъезда Торопцева Пак стал директором Темиртауского завода. И теперь он шел на повышение — директором Большого завода. «Они с Дипнером хорошо знают друг друга, сработаются как единая команда», — рассуждал Юрко.

Конечно, это было ошибкой. Нельзя назначать начальником к человеку его бывшего ученика! Сказался также слишком быстрый, без отступлений, взлет Валеры по служебной лестнице. Для формирования цельной личности необходимы поражения. Они нужны для самоанализа, для выработки умения ориентироваться в сложных жизненных ситуациях. В противном случае у человека возникает комплекс собственной непогрешимости, который обязательно рано или поздно приведет его к поражению. Неглупый человек, директор Пак понимал, что его главный инженер гораздо опытнее его и лучше него владеет заводом. Как поступить в этом случае директору? Как завоевать авторитет на заводе? Он стал вызывать к себе в кабинет поодиночке работников из цехов и допытываться у них, как они относятся к главному инженеру, чем они недовольны и что следует изменить в коллективе.

На заводе начались шепотки по углам. Я поехал в Алма-Ату и сказал Юрко, чтобы он забирал назад своего Пака, а то он расколет коллектив, и я уйду с завода. Угроза подействовала, и Пак перебрался к Журавелю заместителем начальника управления. Я понимал, что породил врага, но лучше иметь врага за забором, чем в своем доме. Тогда и появился Бергер.

Мне позвонили из треста: «К вам выехал вновь назначенный директор Бергер, поезд 12, вагон 3, встречайте завтра утром, покажите завод». Встречать нового директора на вокзале я не стал, послал водителя Колю с плакатом «Бергер». Было около девяти, когда открылась дверь кабинета и к моему столу прошел приехавший, протянул руку, назвался кратко: «Бергер». Крупная голова без шеи была посажена на туго накаченное небольшое туловище. Львиного цвета, крупными кольцами, грива. Чувствовалось, что свою прическу он холит и лелеет. Подкачали только нос, совсем не львиный, картофельной формы, водянистые, слегка навыкате глаза и отвисшая нижняя губа. Эта отвисшая нижняя губа придавала его лицу обманчивое презрительно-недовольное выражение. Я провел Бергера в директорский кабинет. Он внимательно всё осмотрел, потрогал дверцы шкафов во всю стену — творчество В. Пака.

— Ну что? Хороший кабинет. Только вот шторы.

— Что — шторы? — не понял я.

— Цвет мне не нравится. Голубые. А я люблю розовые. Нужно будет сменить.

Потом мы пошли осматривать производство. Грохот металла и звонки мостовых кранов несколько напугали нового директора, но держался он стойко, немногословно, с начальниками и мастерами здоровался за руку, произнося неизменное «Бергер». Потом мы вернулись в директорский кабинет, и Бергер примерил на себя директорское кресло.

— Ну что? Хороший завод. Большой. Только вот шторы надо будет заменить.

Николай Францевич работал в Алма-Ате начальником Управления «Сантехмонтаж», понравился руководству Министерства и попал в список на повышение. И тогда в простодушную голову Николая Павловича Юрко пришла мировая идея. Так сложилось, что на Джамбулском заводе главным конструктором был Гердт, зам по общим вопросам — Фогель, главным инженером — Дипнер. «А пошлю-ка я туда еще одного немца, — задумал Николай Павлович. — Они, немцы, вместе сработаются, и будет у меня своя маленькая немецкая колония! Во будет!» Я, по простоте душевной, не подозревал о моем включении в национальный пул. Корни у меня, действительно, немецкие, но мои предки так долго прожили в России и так часто выбирали себе в жены русских женщин, что немецкий дух из них выветрился по дороге, до меня не дошел. Как говорит моя жена (а она судья строгий и беспристрастный), в моей простодырости совсем ничего немецкого, и странно, что меня не назвали Ваней. В очередной просак я попал через несколько дней после воцарения на директорский престол Николая Третьего (цитата из Торопцева, он вел счет: Лев Первый, Валерий Второй и т. д). Бергер попросил меня зайти, он был празднично наряжен в строгий черный костюм и белоснежную рубашку с алым галстуком, и даже нижняя губа как-то подобралась. Схватив меня за руку, Бергер долго тряс ее, поздравляя с праздником.

— С ка-а-ким? — глуповато спросил я.

— Как с каким? Завтра же Ostern, немецкая Пасха. Вы же будете ее праздновать?