Инженеры

— Эдуард Иосифович! К Вам как к последней инстанции. Ваш начальник цеха труб Гомолко совсем потерял совесть. Приходит ко мне с актами на списание в отходы труб. Я пошел смотреть, а трубы-то совсем хорошие, ну, кое-где непровары. Я ему говорю: «Что Вы делаете, организуйте участок по исправлению дефектов, ну пару сварщиков — и будет готовая продукция!» Так он, нахал, грозит мне директором, мол, если Вы не подпишете, подпишет другой! И этот сопляк будет мне хамить! Пригрел их Самарин! Будто я не знаю, что он торгует профилями направо и налево. Я уже в партбюро, к Кулю ходил, он говорит, что это не его дело! Вы зайдите к Самарину, расскажите, что делается на заводе, может быть, он Вас послушает. А то я народный контроль привлеку!

Я зашел к директору, рассказал о Гомолкинских безобразиях, тот поблагодарил меня за бдительность и обещал разобраться. Но трубы как уходили на сторону, так и продолжали уходить, только теперь, в основном, во вторую смену. Мы с главным конструктором Юрой Бабаевым сели за подсчеты. У нас получалось, что утвержденная норма отходов бравым начальником цеха успешно перекрывается. Запахло большой бедой.

— Слушай, Вячеслав, — втолковывал я Гомолке. — Ты играешь с огнем. Придет время, и тебя возьмут за жопу за растрату металла.

Гомолко только осклабился.

— Я же выполняю указания директора. Вон, сколько у меня писем, и везде подпись Самарина.

— Так там же Самарин пишет: «Отпустить из отходов», а ты гонишь вон что!

Гомолко снисходительно усмехнулся мне, неразумному.

— Вы, Эдуард Иосифович, меня за дурака-то не держите. Я иду к директору, говорю, что отходов у меня нет, и он ставит вторую подпись: «Отпустить из деловых отходов», а это уже другая статья. Я профили с небольшим брачком списываю в деловые отходы, для дальнейшего исправления, директор утверждает мне акты, и я чист как младенец! — он картинно хлопнул в ладоши и показал их мне.

Ладони у Гомолки, действительно, были чистыми.

Была не чиста совесть у нас с Юрой. Нужно было что-то делать. Растрата металла была уголовным преступлением, но наш директор был слишком упоен успехами. На очередном совещании он произнес пламенную речь о необходимости бережно относиться к металлу. Ведь это Государственная собственность! Нужно усилить контроль в цехах и отделах, не допускать и строго наказывать!

Гром грянул в начале января. При подведении баланса за истекший год расчетная недостача металла составила тысяча двести тонн. Самарин помертвел, и началась суматоха. Составлялись акты о внезапных поломках стана, в результате которых произошел неисправимый брак, списать на себестоимость. Удалось снизить недостачу на двести тонн, оставалась еще тысяча…

— Вы должны составить расчет! — вызвал Самарин к себе на ковер меня и Юру Бабаева.

— Станислав Иванович! Вот он расчет: остаток на первое января — получено за год — выпущено продукции — норма отходов — остаток на начало нового года, плюс-минус изменение незавершенного производства, итого — минус тысяча!

— У нас же есть утвержденная норма отходов на стан, увеличенная норма, вы ее не учли.

— Если бы мы ее не учли, недостача была бы больше.

— Значит, нужно делать расчет! Ну, придумайте там что-нибудь. На следующей неделе к нам приезжает комплексная ревизия из Москвы. Думайте, не спите ночами, но расчет вы должны представить!

Это «вы должны составить расчет» Самарин твердил как заклинание всю неделю, пока работала ревизионная комиссия. Ночами мне снились ряды цифр, сворачивающихся в ленты, ускользающие из рук, и я просыпался в холодном поту.

Наступила суббота, последний день работы московской комиссии, они сидели в директорском кабинете, подводили итоги, и только баланс металла оставался не представленным. «Вы подождите, — уговаривал москвичей наш директор. — Сейчас мы представим, уже заканчиваем, это большая работа, но сегодня мы обязательно дадим этот расчет…»

Я сидел у себя в кабинете напротив директорского с наказом «сделать расчет во что бы то ни стало, ничем не занимайтесь, только это». Юра метался взад и вперед между кабинетами через приемную:

— Эдуард Иосифович, Самарин меня задолбал. Шипит, как змея.

Подай ему расчет! Ну, что можно придумать?

— Юра, ты же прекрасно сам знаешь, что думать здесь нечего. Расчет сделан, всё очевидно. — И Юра исчезал.