Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

Малиованов в некотором отношении демонстрирует сходную позицию. Он видел беззаконие, но, тем не менее, остался верен своей стране. Правда, в отличие от Лаврененко, он акцентирует внимание не столько на влюбленности в технику, сколько на факторе удовольствия: откровенно поясняет, какую радость доставляла ему возможность продвигаться по карьерной лестнице в этой системе, зарабатывать деньги, делать жене подарки, наконец, как польстила ему командировка на шахты Донбасса в качестве ценного специалиста. Малиованов показывает свою восприимчивость не только к материальным привилегиям, но и к лозунгам, с которыми партия обращалась к молодым людям, внушая им, что они — новые хозяева страны. Если воспоминания Федоровой можно заподозрить в тенденциозности, то Малиованов, рассказывающий об энтузиазме 1930-х гг. в 1997 г., не оставляет сомнений в том, что люди тогда были искренне увлечены этими лозунгами. Сам он в конце концов подчинился партии, предлагавшей ему ответственные посты, и в противоположность Чалых, когда потребовалось, без возражений вступил в нее в 1939 г. Во время войны Малиованов на фронт не попал, сначала продолжал работать в Белокалитинском районе, в 1942 г. его перевели в Караганду, а в 1948 г. — в Москву, в министерство, где он трудился в технических отделах и конструкторских бюро. Кроме того, он защитил диссертацию, стал профессором и неоднократно получал награды за свои разработки^{1666}. Лаврененко и Малиованов — два наглядных примера того, как инженеры, не считавшие себя коммунистами, интегрировались в систему благодаря карьере, сделанной в годы террора.

Яковлев в своих мемуарах также очень ясно показывает, как действовало продвижение молодых инженеров и как пленяли их предоставленные им ответственность и власть. Сталин, по его свидетельству, производил на него чрезвычайно сильное впечатление. Хотя Яковлев вроде бы критикует сталинскую эпоху, сам генсек в его изображении предстает щедрым покровителем авиапромышленности, мудрым и всеведущим человеком, великим примером и «верховным отцом»^{1667}. При этом и Яковлев не был застрахован от нападок. В 1940 г. его назначили заместителем наркома авиационной промышленности, а в 1943 г. Сталин обозвал его «гитлеровцем», когда на сконструированных Яковлевым истребителях стала отставать обшивка с крыльев и большинство истребителей оказались небоеспособными^{1668}. В 1945 г. Яковлев участвовал в демонтаже промышленных объектов в Германии; в 1946 г. «по собственному желанию», как он пишет, вернулся к конструкторской работе, а в 1948 г. стал жертвой интриг Берии, который снял с производства его самолеты. Только после смерти Сталина и ареста Берии в 1953 г. конструкторский авторитет Яковлева снова получил признание^{1669}. В конечном счете Яковлев представляет себя в первую очередь энтузиастом авиации, жившим исключительно ради своих машин: «Только бы она полетела, больше мне в жизни ничего не нужно!»^{1670} Он умер в 1989 году.

В то время как Яковлев лукавит и порой пишет о своем отношении к Сталину весьма противоречивые вещи, Федосеев открыто признается: он лишь позднее понял, что своим выдвижением в 1937 г. был обязан возникновению вакансий в результате массовых арестов^{1671}. Собственную слепоту он объясняет следующим образом: «Такие отдельные, немногочисленные, известные мне факты политического террора я, как и многие другие, не имел основания связывать с системой как таковой. Если бы мне тогда это и разъяснили бы (а таких охотников разъяснять среди знающих практически не было), то я просто не поверил бы, настолько это расходилось с моими романтическими, но, правда, довольно смутными представлениями о будущем — моем и всей страны в целом»^{1672}. Здесь он, правда, вступает в противоречие с людьми, свидетельствующими, что аресты шли повсюду и не могли остаться незамеченными. Но в то же время его слова подтверждают существование людей, не готовых их замечать. Он помогает понять позицию инженеров (в том числе, например, и Логинова), которые соглашались рассматривать террор только как исключительное явление.

Во время войны Федосеев со своим заводом «Светлана» эвакуировался в Новосибирск, потом его перевели в Подмосковье. После освобождения Ленинграда ему не разрешили туда вернуться, и он жил вдали от семьи. По окончании войны участвовал в демонтаже промышленности в Германии, возглавлял конструкторско-исследовательскую лабораторию, в 1949 г. защитил докторскую диссертацию, в 1953 г. смог наконец поселиться в Москве, работал в НИИ, в 1960 г. стал профессором и ездил за границу на конгрессы. Несмотря на настойчивые требования, в партию так и не вступил^{1673}.