Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

Судя по воспоминаниям, пропагандируемый образ инженера множеством реальных инженеров, и мужчин и женщин, был воспринят, признан и интернализован. Речевые и зрительные символы, окружавшие этих людей, в значительной мере наложили отпечаток на их восприятие, мышление и поведение. Это относится отнюдь не только к тем, кто с малых лет считал себя большевиком. Считавшие себя далекими от политики или даже противниками системы также не избежали влияния своего окружения. Они пользовались общепринятым языком, мыслили официально насаждавшимися категориями, их система ценностей настолько совпадала с советской, что и они ставили индустриализацию во главу угла. Все эти инженеры, выходцы частью из рабочего класса, частью из мелкобуржуазной среды или семей крупных инженеров, объединились в новую техническую интеллигенцию. Неважно, публиковали они свои воспоминания в период «оттепели» или позже, записывали исключительно для архива или рассказывали после распада СССР, — в большинстве своем эти мужчины и женщины представляют себя гордыми строителями своей страны и создателями новой техники. Автопортрет, который они рисуют, рождался в сложном взаимодействии официально приписанной им роли с их собственными ощущениями. Их мемуары — продукт давней традиции жанра, актуальных культурных образцов и личного опыта. Для понимания просоветских мемуаров главное — иметь в виду, что в основе их лежит диалектическое мировоззрение. Их конструктивный принцип — создание тезы и антитезы, кульминацией борьбы которых становится синтез. Эту схему инженеры прикладывали и к своей жизни, и к трудовой деятельности. От нищеты детских лет при царизме их освободили революция и Гражданская война. После того как в 1920-е гг. они потрудились для партии или для нового государства, партия в награду послала их в технический вуз. Более молодые соответственно рассказывали, что бежали от разрухи Гражданской войны, стали рабочими, а затем получили направление на учебу. Испытав себя на производстве, они поднимались на более высокие посты. Эти инженеры четко проводят границу между бесперспективным и мрачным детством, проведенным в царской России или в водовороте Гражданской войны, и наступившей потом новой жизнью. Принципиальные люди, пережившие рабство и угнетение, демонстрируют, что такова адекватная и единственно возможная для них интерпретация их жизни. Более того: они показывают, как сами воспитывали из себя новых людей, учили себя «правильно» расставлять приоритеты и выбирать «правильные» критерии. Даже когда партия требовала от них поступков, идущих вразрез с их собственными интересами, они сами себя убеждали, что это единственно верный путь.

Инженеры-коммунисты принимали предлагавшиеся им способы и образцы интерпретации и передавали собственный опыт с помощью этих категорий. Но не только те, кто действительно родился и рос в бедности, находили отражение своего опыта в предлагаемом шаблоне, идентифицировали себя с новыми героями и соответственно систематизировали и оценивали свою жизнь. Дети из буржуазных кругов тоже усвоили точку зрения, что революция их освободила и дала им новые возможности. Они также структурировали повесть своей жизни как историю своего превращения в советского человека.

Они описывают стадии постепенной ассимиляции и заключительное преображение с той же уверенностью и в тех же категориях. Таким образом, и они адаптировали модель нового человека и в мемуарах представляют историю личного развития.

Помимо дискурсивных структур репрезентации, многие учреждения большевиков функционировали как интеграционные механизмы для молодежи. И дети мелких буржуа, и дети пролетариев пишут, что в комсомоле в первую очередь находили удовольствия и приключения. Коммунистическая молодежная организация многим служила клубом, местом встреч молодых людей, которым хотелось что-то делать, что-то пережить. Наконец, всегда находились отдельные лица, которые из ассортимента, предлагаемого большевиками, словно в магазине самообслуживания, выхватывали то, что их больше всего устраивало. При этом речь в первую очередь шла вовсе не о карьере, а о благосостоянии, потреблении и развлечениях. Система привлекла на свою сторону таким путем не одного и не двух человек. Это были не «интенциональные», а, так сказать, «функциональные» большевики, использовавшие ее структуры и сами функционировавшие в ее институтах.