Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

Богдан немногое сообщает о своем детстве, однако не оставляет сомнений относительно того, что до революции ее семья жила скромно, но в достатке. Она росла на хуторе Романовском (позднее г. Кропоткин) на Кубани; отец работал в железнодорожном депо, мать заботилась о пятерых детях и вела домашнее хозяйство. Семья занимала очень просторный каменный дом с шестью комнатами, при котором был большой сад. Само собой разумелось, что дети должны окончить школу Богдан изначально не приходилось бороться за то, чтобы учиться, — образование входило обычной и неотъемлемой частью в ее планы на будущее^{432}.

Инженеры, происходившие из старой интеллигенции, но не эмигрировавшие рано или поздно за границу, подобно Федосееву или Богдан, не так резко акцентируют значение вехи, которой стали для них 1917 и 1928 гг. Они тоже описывают безоблачное детство, не противопоставляя его, однако, своей жизни при советской власти. Отцы Таисии Александровны Иваненко, урожденной Васильевой (р. 1913), и Людмилы Сергеевны Ваньят, урожденной Криц (р. 1919), до определенной степени были увлечены большевиками. Они руководствовались не только прагматическими соображениями, но и в действительности проявляли лояльность к новому строю. Ваньят, говоря об отношении ее отца к большевикам, замечает: «Люди были в то время очень терпимы»^{433}. Иваненко соглашается: «Интеллигенция всегда была лояльна к советской власти, очень лояльна и честно работала»^{434}. Обе женщины, пользуясь прилагательными «терпимый» и «лояльный», обозначают специфическую позицию старых инженеров, толерантную в том смысле, что они признавали за каждым право на собственные мерки и способы поведения, а следовательно, рассматривали и большевиков как группу, действовавшую по своим правилам, о которых им, инженерам, судить не подобало. Александр Гаврилович Васильев (1885-1937) работал директором дворцовой Гатчинской электростанции, отапливавшей царскую резиденцию, оранжерею и больницу. Таисию, родившуюся в Гатчине в 1913 г., отец после революции отправил вместе с матерью и сестрой к родственникам на Север, желая обезопасить их в эпоху революционной смуты. Васильев сохранил свое положение, большевики ценили его как крупного специалиста и даже наградили статусом «красного директора»^{435}. Только в конце Гражданской войны он привез семью обратно, и с того времени жизнь их протекала относительно безоблачно. Иваненко играла в Гатчинском дворце и парке, где чувствовала себя как дома. Для нее, так же как для Богдан и Федосеева, обучение в гимназии являлось делом вполне естественным и само со. бой разумеющимся^{436}.

Сергей Ильич Криц до и после 1917 г. был инженером и заместите, лем уполномоченного Китайско-Восточной железной дороги в Чите. Его жена Татьяна Дмитриевна Щербина, получившая педагогическое образование в институте благородных девиц, позаботилась дать обе. им дочерям превосходное образование в соответствии с гуманистическими идеалами. Людмила ходила в гимназию, музицировала, учила английский и китайский языки. Летом девочки играли в большой и настольный теннис, зимой катались на коньках.^{437}

в) Прагматики

Наконец, есть еще одна группа инженеров, которые переломную веху не отмечают и не рассказывают о своей жизни ни как о явном поступательном движении, ни как о столь же явном движении под уклон. В отличие от Иваненко и Ваньят, они не относили себя со всей определенностью к представителям буржуазных слоев, но и не стремились, подобно Яковлеву или Гайлиту, выглядеть частью рабочего класса. Если в воспоминаниях тех, с кем мы знакомились до сих пор, события развиваются всегда в двух плоскостях, политической и личной, то в данных повествованиях более высокий уровень в качестве мерила и отправной точки отсутствует. Эти люди демонстрируют равнодушие к политической ситуации; для них имеет значение только собственное положение в тот или иной момент. Соответственно оценка большевиков у них меняется в зависимости от удовлетворенности собственной жизнью. Их можно назвать «прагматиками» или, с некоторым негативным оттенком, «попутчиками».

Подобную позицию, свободную от политических принципов или классовой идеологии, можно обнаружить в воспоминаниях Константина Дмитриевича Лаврененко (р. 1908). Они со старшим братом выросли в деревне под Киевом. Отец их учительствовал в сельской школе, мать заботилась о детях и хозяйстве. Детство у Лаврененко было счастливое, он ходил в школу, любил математику и физику и с восторгом читал Пушкина и Гоголя. Летом удил рыбу на реке, а позже подрабатывал слесарем на торфоразработках^{438}. Лаврененко описывает беззаботное, беспечальное детство, не превращая, однако, это в аргумент и не причисляя себя к определенной группе. Он рассматривает каждое из событий в отдельности, вместо того чтобы выстраивать их в прямую линию своей жизни.