Инженеры

Взобравшись на бугорок, она опять повернулась от ветра и, нагнувшись, чтобы одернуть платье, уронила свои покупки. Грудка печенья, конфет и орехов лежала теперь на пыльной траве. Женщина растерянно оглянулась, — кто бы помог ей? — но, кроме этого парня, не было поблизости никого.

— Разрешите, я помогу, — несмело подходя, сказал он. И не дождавшись позволения, принялся собирать, хотя следовало подумать сперва — куда класть это, потому что пакет оказался разорванным.

Он вынул из кармана платок, но, смутившись, сунул обратно.

— На всякий случай… надо иметь чистый платок, — улыбнулась она, заметив выступившую краску на его щеках.

— Но ведь и у вас ничего нет, — пошутил Дымогаров, взглянув в лицо незнакомки… И сердце его вдруг заныло от сладкого восторга: молодая женщина была красива и стройна; густые темные волосы с рыжеватым отливом придавали немного загорелому лицу почти пленительную красоту. Она была чуть повыше его ростом, с проницательным взглядом темных, будто немного усталых глаз. Дымогаров стоял перед ней, точно завороженный.

— Вы хотели помочь мне, — напомнила женщина. — Достаньте хоть газету.

Он побежал к киоскам, и точно ветром гнало его туда. Минуты через три вернулся он с двумя газетами, хотя достаточно было бы и одной. Незнакомка поджидала, стоя к нему лицом и щурясь от солнца.

— Пожалуйста… только для вас, — выпалил он, довольный такой удачей.

Принялись собирать, оба, каждый в свой пакет. Анатолий делал это молча, сосредоточенно, словно это было единственно важной обязанностью, но заметно торопился, а она собирала не спеша, легко согнувшись в пояснице, и в меру тонкая ее нога в лакированной туфле с белым носочком сводила его с ума.

Незнакомка не замечала его душевного переполоха, как не заметила и его обмолвки.

— Это вы себе набрали? — пошутила она, приподняв голову и лукаво заглянув в лицо шофера, который стоял с пакетом в руках.

— О что вы!.. Это ваше. — И покраснел до самых ушей.

— Спасибо, что выручили… я вам очень благодарна. — И в глазах у ней читалось, что очень удивлена этой странной встречей. — Кажется, где-то я видела вас?.. Как звать вас?

— Анатолий Дымогаров… а вас?

— Напрашиваетесь на знакомство? — зажмурилась она, слегка подняв тонкие брови. — Вы и тут спешите. — Но с видом полного снисхождения к его порыву ответила: — Ну будем знакомы. — И протянула руку, не назвав, однако, себя.

Шофер долго бы не выпустил из своих горячих лап ее бархатную руку с золотым колечком на мизинце, где блестела в оправе зеленоватая капля.

— Хотите непременно знать? Ну так и быть: Рина Соболь. — И отняла руку. — Вот каким забавным приключением начинаются иногда знакомства… Вы, кажется, шофер?..

Они пошли вместе. На пустыре им никто не встретился, да шофер и не увидел бы никого теперь, ослепленный красотой этой женщины. Что-то необыкновенное творилось в его душе: смутная надежда, вернее, мечта волновала его, и он не мог думать ни о чем больше, как только о ней, об этой Рине, сразу вытеснившей все из его сознания и жизни… Ветер — порывистый и знойный — поднимал облака пыли, гнал по дороге, и шоферу нравилось это безудержное буйство в природе.

— Вы очень отзывчивы и добры, — продолжала Соболь, — и мне будет приятно вспомнить о вас.

Дымогаров очнулся: значит, она уезжает?.. куда? Надолго ли? И сразу упала в нем поднявшаяся на крыльях его мечта.

— Вы, стало быть, уезжаете? — разочарованно спросил он.

— А вам разве не все равно?

— О конечно!.. Нынче для меня праздник.

— Вот как…

Они подходили к дощатому мосту, под которым в глубокой канаве лежали толстые — в два обхвата — засмоленные трубы, а правее их на дне сухой канавы сидели рядом молодой землекоп и работница, оставив свои лопаты. Парень пытался обнять ее, а та вырывалась и стукала его серой ладонью по спине. Поодаль от них, тоже на дне канавы, стояли еще две женщины в пестрых платках — пыльные, загоревшие — и громко смеялись, подзадоривая парня-землекопа.

— У них там весело, не правда ли? — улыбнулась Рина.

Что ни говорила она, получалось все легко, естественно и просто, а шоферу каждая фраза давалась нынче с трудом.

— Да-а, — вздохнул он, — вы все-таки скажите: вы уезжаете? — упрашивал он, желая скорее узнать правду и мучаясь неопределенностью.

Гладко накатанное, смоченное водой шоссе блестело, как чистый голубой ледок на широкой излучине реки. На последней скорости мчались легкие «форды», обдавая горячим плотным воздухом. Эти куцые машинки уже давно утратили свою былую славу, уступив место новому поколению — лимузинам, и теперь доживали свой последний укороченный срок. Тяжелые грузовики везли доски, мешки, бочки, железо, а обгоняя их, легко неслись на мягком шелковом ходу, с бесшумным мотором, с подобранными крыльями, любимцы завода — длинные, стремительные М-I, и солнце сверкало в их зеркальных фарах.

В одной из машин с открытыми окнами Ринка узнала Дынникова, его жену, с которой познакомилась на реке. Жена директора в белом платье и такой же шляпке с большими полями, сидела близко к нему и что-то, похоже, рассказывала. Соболь отвернулась.