Инженеры

Быстро пронеслись мимо и остались позади свои цепи, зарывшиеся в землю, а дальше — невидимые нацеленные жерла пушек противника, затаившегося в лесу и кустах… Оттуда уже били по танкам, но и у тех гремел из башен непрерывный огонь. Командирская машина, изворотливая, как пантера, уже прорвала колючие сети, подмяв под себя столбы, перемахнула вторые окопы и метнулась обратно, сделав крутую петлю, чтобы вторым заходом расширить пролом.

Авдентов и Зноевский сделали то же, и все три танка, кромсая холмы взрытой земли, ломая стойки, ползали по укрепленной полосе, а в проломы вливалась пехота и взводы пронзительных, как стрела, танкеток… «Синие» отхлынули в низины вокруг горы; точно привидения, носились над ними тяжелые бомбардировщики. Навстречу им взмыли штурмовики, истребители, сперва шесть, потом двенадцать, еще и еще, — и было уже — не сосчитать их!..

Сильный толчок в плечо заставил Авдентова повернуть машину к шоссе. Бой шел и по ту сторону возвышенности. Навстречу ему вырвалось откуда-то зеленое авто, мелькнула белая повязка на рукаве посредника, за нею гнался мотоциклист, пригнувшись к рулю, весь запачканный грязью; влево, в тылы «синих», галопом летели эскадроны кавалерии… Фронт обороны становился фронтом широкого наступления…

Укрывшись в дубняке, Авдентов проверял машину. Канонада продолжалась, отодвигаясь вправо, к морю… Солнце поднялось над лесом, и теперь — горячее, гривастое, как скачущий конь, мчалось в гулком небе.

Промытая дождем блестела нежная зелень, искрились и блестели на листьях ртутные капли.

Непривычный, как землетрясение, кончился первый бой, но Авдентов чувствовал себя напряженным, как в самый разгар схватки. Он пробовал и не мог уяснить, насколько значителен прорыв фронта противника и как будут учитывать в штабе личную его работу, если основное в сражении — огневые средства — действовали условно. И сам ловил себя на том, что бойцы, а среди них и он, на маневрах не имеют той ненависти, которая в будущем объединит все вооруженные силы народа, чтобы опрокинуть вторгнувшиеся полчища врага.

Второй — фланговый — штурм на новом участке был успешен только вначале: пробившись к самому городу, танки привлекли на себя почти шквальный огонь. Заметив два гнезда на пологом холме, Авдентов погнал машину туда, замыслив раздавить станковые пулеметы… прислуга уже бежала, низко припав к земле. До кустов держидерева оставалось не больше двухсот метров, — он увлекся и заскочил дальше, чем следовало, тут же спохватился, — но было уже поздно!..

Прямо к нему катило авто посредника, глаза которого видели везде и все; посредник привстал с сиденья и быстро проговорил:

— Ваш танк выведен из строя, — и тут же записал в полевую книжку номер и время, когда произошло это.

Вся команда расплачивалась теперь за нелепое увлечение механика, — командир злился, а Авдентов с красным вспотевшим лицом, с растерянным и виноватым взглядом сидел в раскрытой кабине и не знал, чем исправить ошибку… Значит, действительно, толчок танка он по ошибке принял за сигнал командира, как выяснилось теперь. Но положение было совершенно безнадежно… Всех троих — ведь они «убиты!» — пошлют в тыл или даже в Анапу — место прежнего расквартирования части, и там они будут мучительно ждать, когда поручат им новое дело.

Тяжелой поступью шла машина обратно, и Авдентов с колючей завистью взглянул на колонну, где заметил и танк Зноевского…

Целых пять дней — длинных, скучных, каких-то растрепанных — томился инженер Авдентов в тылу, выполняя разные поручения, которые, мнилось ему, и даются лишь в наказание.

Небольшая станция была расположена в зеленой котловине среди лесистых гор. В свободные часы перед закатом он уходил туда, в горы, и бродил бесцельно, осматривая окрестность. Подавленное настроение мешало насладиться прелестью этой необыкновенной ривьеры.

При неудачах и несчастье мысль обращается прежде всего к другу и прошлому; осенью настойчивей вспоминаются картины лирической, возбуждающей весны, — он думал опять о Марии… В самом деле, ему давалось самое ценное — весна женщины, а он своими руками долго разрушал то, что сейчас был уже не прочь восстановить… Ведь те две женщины, дороги которых скрестились однажды с его собственной дорогой, потом, ушли куда-то, почти совсем не оставив следа, где-то затерялись в мире, и он не ощущал нужды интересоваться их судьбою, потому что они были только случайной и плохой заменой, когда пустовало сердце.

Он шел и шел в гору, ветер со свистом шумел в сухой колючей траве, скрежетали под подошвой острые побуревшие камешки, — потом повернул обратно. Навстречу ему тянула солоноватая горечь моря и полыни, давно отцветшей. Обильная, густая тишина копилась в котловине, где осела станица, и даже выстрелы вдали — короткие и глухие — как-то не нарушали здешнего покоя.

И вдруг Авдентов спросил себя, точно прозрел: «А что, если она осталась не одна?..»