Инженеры

Начали подниматься, но еще не уходили, желая узнать, где разместят их, не имеющих крова. Начальник мог обещать немногое — дощатые бараки; но на первое время никто не потребовал большего, потому что почти все пришли сюда из студенческих общежитий, из армии.

Авдентов с пристальным и тяжелым вниманием смотрел на этого человека, кто преградил ему дорогу к Марии, какое-то двойственное чувство начинало в него вживаться; хотелось скорее уйти с головою в работу. Дынников стал его начальником, к которому придется часто обращаться, и в то же время следовало быть от него дальше.

Он мог поручиться за добросовестное выполнение своих обязанностей, но предвидел, что Дынников узнает о его отношениях к Марии (быть может, она призналась ему во всем), будет держать его на постоянном прицеле и за первый же промах, ошибку поторопится или убрать совсем с площадки, или засунет в такое место, где самому не будет смысла оставаться.

Случай свел их вместе, и Михаилу было бы крайне тяжело еще раз потерять Марию из виду. Было какое-то предчувствие, смутная надежда на будущее.

Теперь он положился на время, не угадывая, однако, что оно принесет с собой: или окончательную уверенность, что все прошлое зачеркнуто ею и останется ему только одно — примириться с этой утратой, или же на унылом горизонте его проглянет солнце…

Через два дня он почти столкнулся с Дынниковым в коридоре конторы, — тот очень быстро прошел в комнату чертежников с большим свитком ватманской бумаги, крикнув кому-то, оставшемуся в его кабинете.

Михаилу почудилось, что там, в кабинете, — она!.. и вот-вот появится в дверях, а Дынников вернется и увидит их вместе…

Сзади загромыхали те же шаги, — начальник прошел опять к себе и, глянув через плечо, бросил Авдентову:

— Через десять минут зайдите ко мне…

Дверь закрылась за ним плотно, и Михаил торопливо убрался.

«Начинается первое объяснение», — подумал он с неприязнью и непривычной робостью.

Свой срок он пережидал на пустыре, бродя неподалеку от крыльца, чтобы не прозевать Марию.

Ее все еще не было, а стрелка уже подошла к черте… Так и не придумал он, с чего начнет Дынников и как надо ответить ему на щекотливые вопросы… Однако Марии там не было… да и нелепо было бы, если бы муж стал при жене объясняться со своим любовным предшественником…

Начальник провожал до лестницы двух иностранцев — пожилых, важных, одетых с иголочки; один с длинной трубкой в зубах. Ему и говорил Дынников:

— Господин Брайсон… я с вашим мнением совершенно согласен. Организация монтажных работ не должна проходить в горячечных темпах аврала. Мы выровняем это.

Переводчик передал это Брайсону и тот закивал:

— Well, it can’t be otherwise. I strongly insist on it[1].

— Лихорадит нас хаотическое, некомплектное поступление металлических конструкций. Завод «Гумбольт» не оправдал наших надежд…

— You’ll regret it. Our company would certainly meet the complete scope of contractual obligations. But it don’t depend on you… You can’t be a private manager of this plant. See you later[2].

Дынников протянул руку Брайсону:

— Good-bye[3].

Авдентов вошел в кабинет. Его не пригласили сесть, и это подтверждало, что догадка Авдентова верна, — почти с первого дня начинались осложнения. Да, в его положении они были неизбежны…

— Вы с маневров?.. с одного фронта переходите на второй? — начал Дынников с полуулыбкой… — Вы были у Колыванова?

— Да, был… условия работы он обрисовал мне.

— Значит, мне осталось сказать немного… Вашим начальником будет инженер Штальмер. Мы его сняли с гавани и поставили на литейку.

— У него не шло, что ли?

— И не шло, и просился сам… Вы уже знакомы с ним?

— Видел всего два раза… член партии, кажется?

— Да… Он немец, от притеснений вынужден был уехать в Америку. Жил там три года. И нашел у нас вторую родину. Он, очевидно, еще не огляделся, людей знает плохо. Условия создали ему прекрасные, а получили от него пока мало, почти ничего… Впрягайтесь-ка вы…

Телефонная дробь брызнула у него под рукой, и он снял трубку.

Авдентов заметил, как сразу потеплело его лицо, сосредоточенное, с проступающей желтизной на щеках. Нетрудно было узнать, что это позвонила Мария. Он не мог слышать ни одного ее звука, да и Дынников перемежал ее речь такими короткими, обрывочными фразами, по которым не определить содержание их разговора. Потом кое-что Авдентову стало ясно: она хочет куда-то сходить непременно вместе с мужем… Она скучает без него и спрашивает, во сколько придет домой… Воображение насильно погнало его в чужие комнаты, где уютно разместились чужие вещи и куда его, конечно, не впустят.

Авдентова уже бесил спокойный, будто пресыщенный и усталый вид этого плотного человека, с неглубокой складкой между бровей, с продолговатым лицом, с русыми светлыми волосами. Он одет в защитного цвета гимнастерку, и ворот распахнут; на нем кожаные простые сапоги, и он шаркает ими под столом. Наверно, так же шаркает он, когда в домашних туфлях идет в спальню к жене, раздевающейся у зеркала…