Инжиниринг. Истории об истории

Можно выучить нормативно-технические документы, запомнить формулы, можно иметь заготовки моделей, чертежи, выполненные расчеты, но распознать чужой настрой и выдать на основе него системное решение — это на уровне искусства. Это, что называется, «разгадке жизни равносильно». Озарение, когда ты не просто достаешь из кармана какое-то типовое решение, а входишь в мысль, как в грозовое облако.

Отрасль

В отрасли много людей с таким умением. Собственно говоря, такие таланты и позволяют нам оставаться лидерами атомного инжиниринга в очень жесткой конкурентной среде.

Можно спорить, но, согласитесь, сегодня мирный атом — единственная немилитаристская отрасль, которая является топовой по всей России. Нефтяники молодцы, но это в значительной степени все-таки добыча, переработка, а сама индустрия в значительной степени, увы, «не наша». Индустрию покупают, верстают из этих компонентов нефтепереработку, или нефтедобычу, или нефтеперегонку. При всем уважении к этой отрасли и самому труду — все-таки по интеллектуальному объему это несопоставимо с тем, что делаем мы.

В атомной отрасли наблюдается глубочайший синтез всех этих компонентов. Мы трудно изыскиваем площадки, мы через преодоление компонуем на них сам проект. Идет очень сложная, многокомпонентная в части обеспечения цепочек поставки работа по компиляции всего объекта на площадке. Сложнейшие технологии строительства, совмещенного монтажа и пусконаладочных операций. Начиная от ядерного синтеза и заканчивая генерацией пара, водоподготовкой, сложнейшими биохимическими процессами по обращениям с теплоносителем, с отходами — все это многоплановая логистика, сотни тысяч людей, задействованных конкретно в каждом проекте производства, десятки тысяч занятых в процессе сооружения непосредственно на площадке. Тысячи людей, уходящих в пусконаладку, потом — в эксплуатацию.

Конечно, еще одна гордость страны — космос, но и там гораздо меньше стройки. Есть стартовые столы, какие-то производственные цеха, но это все-таки несопоставимо по масштабу с атомной станцией. Это, может быть, больше по количеству, объему бетона, но не так сложно по длительности пользования и по кондициям, которые надо обеспечить.

Сейчас станции строят под расчеты 60+ лет, то есть фактически три полных поколения. Если брать модернизации, то и до шести рабочих поколений проходят через объект с учетом продления сроков эксплуатации. АЭС — практически вечный объект.

Таких системообразующих отраслей в общем-то больше и нет. Ну и конечно, все наши объекты значимы с точки зрения реноме страны. Это тоже накладывает обязательства.

Крепость

Иногда мне приходит в голову один в некотором роде военный образ АЭС. Мы строим форт на чужой территории — не вражеской, не дружественной, — просто форт. И нужно будет эту территорию не то чтобы контролировать, но каким-то образом находиться там и с помощью этого форта существовать. Мы фактически строим некую базу отношений, культуры, производства, потому что люди, которые работают вместе с нами, тоже становятся носителями наших ценностей.

Это экспансия, но не на заказ. Мы приходим и в любом случае получаем очень серьезный синтез культур и технологий. Эксплуатация длится десятилетиями, вывод из эксплуатации — через столетие. Это и поставка топлива, и апгрейд оборудования, и возможность постоянной учебы. Мы ставим некие базисные вешки в очень разных местах на планете, и каждый раз, даже если нас очень ждут, к нам не готовы. И нам приходится с нуля начинать эту индустриальную историю.

У американцев есть такой агитационный плакат: флот — это не работа, а способ увидеть мир. В этом отношении АСЭ — это не только способ увидеть мир, это возможность изменить его. И это очень круто.

И безусловно, это инструмент эволюции государства. Не то чтобы стартер — но очень хороший приводной механизм, который и толкает, и показывает, куда можно двигаться.

Работа

Первый раз я поехал на Калининскую станцию зимой 1990 года. Я еще института даже не окончил — меня направили туда в командировку. И вот уже 30 лет прошло… Мне в Питере как-то Марк Вениаминович Рудинштейн, один из главных инженеров проекта СПбАЭП, которому тогда было за семьдесят, сказал: «Я внутри чувствую себя все равно двадцатилетним. Те же ощущения, та же решимость, воля. Жалко, организм стал подводить».

Марк Вениаминович имел такую присказку: «Узнаешь город, только когда походишь по нему пешком…» С ним я прошел два города — Пекин и Париж. В первом мы были по китайскому проекту. Было что-то головокружительное, иррациональное в том посещении Пекина. Эпоха великой перестройки, когда взрывались старые районы и прямо на их месте буквально на глазах строились новые, когда каждый год вокруг Пекина вырастало новое транспортное кольцо. Когда Ляньюньган превращался из рыбацкого поселка в мегаполис: там строилась Тяньваньская АЭС. Мудрость Китая бесконечна и очень разнообразна. Для нас иной раз непостижима, а для них совершенно очевидна.

И снова «Здравствуйте!»