Именно тот отдел, в который меня распределили (он называется «ведущий отдел»), занимался этой тематикой. Сначала я разрабатывал технические проекты, потом поехал на заводы-изготовители, там курировал изготовление оборудования, потом попал на монтаж и наладку и с тех пор занимаюсь различными ВВЭРовскими реакторными установками.
Я считаю, что мне очень повезло: я застал «Ловиису» на начальном этапе. Проект шел довольно быстро, и воплощали его в железе буквально с колес. «Гидропресс» рисовал технический проект два-три месяца, потом мы отправлялись на Ижорский завод, там делали рабочую документацию, по которой в течение полугода изготавливалось оборудование. Затем ехали на «Ловиису». По существу, строительство началось одновременно с разработкой проекта. Конструкторский отдел вел авторское сопровождение и на заводе-изготовителе, и на площадке на этапе пусконаладки. И за десять лет — с 1971 по 1981 год — я полностью прошел цикл от разработки до сдачи блока в эксплуатацию.
В чем секрет рывка, который сделали финны с нашей, конечно, помощью? Прежде всего в организации работ, в системной обязательности. Финские специалисты твердо держат свое слово и вдумчиво визируют бумаги. Если с кем-то из них достигалось согласие по тому или иному вопросу, то он расписывался в документе и другие согласующие подписи уже не были нужны.
К нам финны не предъявляли никаких дополнительных требований — только выполнение того, что написано в конструкторской документации. А мы часто там писали одно, а делали по-другому, ведь импровизация — особенность русского менталитета. Они спрашивают: «А чего же вы сразу в документации так не написали, как потом сделали?» Ну и по срокам тоже возникали вопросы: финны требовали неукоснительного соблюдения графика, что не всегда получалось.
На этапе пусконаладки кое-какие проблемы были с оборудованием, и они устранялись. Финны на это обращали огромное внимание и тут уже не гнались за сроком пуска блока. И они подняли, например, вопросы хрупкой прочности. Такое понятие, как «срок службы реактора», возникло именно на этом проекте. К слову, блок работает уже третий срок.
Иногда можно слышать, что «Ловииса» работает столь эффективно потому, что финны поменяли все российское оборудование, кроме корпуса реактора. Это далеко не так. Разумеется, эта область науки и промышленности очень динамично развивается, выходят новые нормы и правила, и я так даже скажу про любой блок: его модернизация начинается на следующий день после его сдачи в эксплуатацию. Атомные станции постоянно совершенствуются. На «Ловиисе» поменяли, в частности, регуляторы, предохранительные и обратные, а также запирающие клапаны. Кое-что, правда, модернизировали: парогенераторы, коллектор раздачи питательной воды, ротор и лопатки харьковской турбины. И если изначально блок был на 440 МВт, то теперь он на 520. Но по реакторному отделению они ничего не делали. И более того: все основное оборудование российского производства на станции осталось.
Страна капиталистическая, отношения в те времена были сложные, так что все издержки этого пришлось ощутить уже на начальном этапе. Три комиссии для получения доступа, потом подмосковный горком, потом комиссия ЦК КПСС. Ездили на Старую площадь, проходили инструктаж. Все как у Высоцкого: «Ведите себя достойно». И потом тоже отслеживали. Но зато в те времена для большинства советских людей заграница, тем более капиталистическая, была единственной возможностью выбраться из нищеты. Ты — молодой специалист, у тебя ни черта нет, но после работы в капстране ты можешь купить и новый костюм, и ботинки, и все прочее. Если здесь мы жили в коммуналках, то в Финляндии — в благоустроенных бараках, которые, по сути, были однокомнатными квартирами. Холодильник, душевая комната, электрическая плита, электрическая батарея. Мы один раз установили температуру на +22 градуса и за два с лишним года ее не трогали. Никаких бытовых проблем.
Был некоторый контроль выезда за пределы жилого поселка, но это особенно не угнетало, потому что колония была большая — свыше тысячи человек. Из «Гидропресса» — человек десять-двенадцать, поэтому мы в любой момент могли сколотить компанию. Например, чтобы в кино пойти. За те два года и четыре месяца, что шла пусконаладка, я два раза съездил домой.
Я навсегда запомнил слова моего начальника отдела, а потом главного конструктора Геннадия Ивановича Бирюкова. Он сказал: «Мы должны сделать все, чтобы станции работали. Если они будут работать, то и мы тоже». И АЭС функционировали, и работа была. «ТВЭЛ» изготавливал для них топливо, и это тоже была поддержка. Запад активно проявился — правда, не очень много платил, но кое-что перепадало: когда приходилось закрывать наши реакторные установки в Европе — это тоже была работа. В «Гидропрессе» задержка зарплаты была всего один или два раза. Другое дело, что заработок тогда был маленький. Но работа имелась, и это было главное.