Иоахим Лелевель

Для успеха борьбы с царизмом необходимо было поднять миллионные массы нации, то есть прежде всего крестьянские массы. Лелевель помнил об этом и еще в феврале 1831 года представил в сейм проект, согласно которому правительство награждало бы крестьян, принимающих участие в войне, земельными наделами в казенных имениях. Само правительство по инициативе либеральной калишской партии представило тогда палатам иной проект — замены барщины оброком (чиншем), разумеется, также лишь в казенных имениях. Лелевель высказал в печати свое личное мнение: очиншевание — это недостаточная реформа, крестьяне должны стать полноправными владельцами земли. Правительство пойдет по этой линии в своих собственных имениях. То же самое должно произойти и в частновладельческих имениях. Но «никакой статут не должен в это вмешиваться, а лишь собственное гражданское убеждение, что так будет лучше и что это соответствует обоюдным интересам господ и крестьян…».

Весьма скоро стало очевидно, как наивна была эта утопия. Узко понимаемые классовые интересы отнюдь не подсказывали землевладельцам отказ от барщины. Более того, они побуждали их противиться даже ограниченной оброчной реформе в казенных имениях. Соответствующий правительственный законопроект вызвал в палате множество замечаний и после многодневной дискуссии был снят с обсуждения. Высшая повстанческая власть сознательно и цинично пренебрегла интересами крестьянства. Это неминуемо должно было сказаться на отношении народных масс к развертывающейся войне.

Бессильный в правительстве и в сейме, Лелевель возлагал теперь больше надежд на Патриотическое общество. Это была довольно аморфная, преимущественно интеллигентская организация, ограничивавшаяся лишь проведением дискуссионных собраний, на которых критиковали политику правительства и ход ведения войны. 29 мая 1831 года, в «полугодовщину» восстания Лелевель выступил в обществе с речью о двух целях восстания, то есть об отвоевании независимости и о социальной революции. Под этой последней он понимал «улучшение положения всех классов нации». Это звучало общо; в действительности Лелевель не имел еще никакой программы радикальной перестройки общества. В Патриотическом обществе сформировалась уже группа радикалов (Тадеуш Шимон Кремповецкий, Ян Людвик Жуковский, Юзеф Козловский, Ян Чиньский, Александр Казимеж Пулаский и др.), которые говорили о наделении крестьян землей путем принудительной реформы и даже — в духе сенсимонизма — об ограничении некоторых форм частной собственности. Эти крайние деятели общества выходили из-под влияния Лелевеля и упрекали его за то, что он сотрудничает с контрреволюционным правительством. Одновременно коллеги по правительству подозревали Лелевеля в том, что он готовит «уличные беспорядки», планирует кровавые убийства по образцу французской революции. Упорство Лелевеля в сохранении средней линии лишало его остатков доверия, каким он мог пользоваться в правительстве или у радикалов.

В конце мая Скшинецкий проиграл по собственной вине битву под Остроленкой, и это окончательно определило его враждебность к делу восстания. Главнокомандующий задумал подавить оппозицию, восстановить диктатуру и возобновить переговоры о капитуляции. Его сторонники в сейме выступили с требованием реорганизации правительства; они демагогически утверждали, что все беды оттого, что правительство, составленное из представителей различных направлений, не обеспечивает динамичного руководства; острее всего, разумеется, атаковали Лелевеля. Однако он пропускал мимо ушей оскорбления консервативной прессы; чем настойчивее требовали его отставки, тем упорнее он держался за свое место в правительстве. Он попросту не хотел добровольной отставкой облегчить задачу противникам. Кампания в сейме за реорганизацию правительства закончилась ничем. Центристы — калишская партия — испугались диктаторских замашек Скшинецкого, предложение его сторонников не получило большинства; временно все в правительстве осталось по-старому.

Одним из аргументов, выдвигавшихся против Лелевеля в печати и на форуме сейма, было то, что присутствие в правительстве этого радикала компрометирует Польшу в глазах Европы, что западные державы не придут Польше на помощь, пока ее будут подозревать в революционных тенденциях. Это были упреки весьма наивные, если не сознательно провокационные. Западные державы, то есть Франция и Англия, извлекали выгоду из польского восстания. В течение тех десяти месяцев, пока армия Николая I была скована на Висле, Англия и Франция могли решить по своему усмотрению вопрос о независимости и нейтралитете Бельгии. Однако отсюда никак не следовало, что правительство лорда Грея или правительство Луи-Филиппа думали о помощи полякам. Оба эти буржуазные государства боялись войны, которая могла оживить революционные тенденции не только в Центральной Европе, но и в их собственных странах.