Иоахим Лелевель

Казалось несомненным, что после этого происшествия правительство не может оставаться в неизменном составе. По совету центриста Немоёвского было решено ради приличия замолчать весь инцидент. Два противника — Чарторыский и Лелевель — обязались представить, каждый независимо от другого, в письменном виде свои «кредо». Оба эти документа должны были быть переданы сейму как свидетельство различия взглядов, доказывающее необходимость смены правительства. Сейму в соответствии с законом принадлежало право решения.

Чарторыский уже 5 августа представил краткую декларацию. В ней говорилось, что поляки восстали для того, чтобы добиться независимости. «Стремясь к этой единственной и великой цели, мы отнюдь не должны отдавать себя во власть так называемой социальной революции, итогом которой стало бы разделение сил и мнений, а следовательно, ослабление действенной силы нации. Завоюем сначала свое существование, станем прочно на ноги, обеспечим себе независимость, а потом у нас будет время радоваться жизни и думать о том, как организовать наше будущее. Прежде всего надо жить». Далее глава правительства доказывал, что без помощи Австрии Польша не добьется независимости.

Лелевель представил свой ответ лишь 10 августа. Вначале он давал объяснения по поводу последнего происшествия, заявлял, что признает чистоту побуждений князя Адама и что он не желал оскорбить его. Но далее он заявлял: «Я не могу указать в истории пример, когда бы национальное восстание могло обойтись без революции, и не думаю, чтобы можно было убедить правительства и державы, будто наше восстание польской нации могло бы обойтись без социальной революции, ибо если мы не хотим сознательно отдаться во власть социальной революции, то мы попадем в ее власть помимо своей воли, по самой природе нашего положения…» Ради того, чтобы привлечь к себе иностранные монархии, «мы соглашаемся пожертвовать гораздо большим — нашими правами, нашей свободой, свободой печати, нашей независимостью, словом, предлагаем лишь заменить рабство на, может быть, еще более тяжкое! Меня это глубоко печалит. Пойдя на подобное изменение нашего положения, мы, разумеется, не получили бы независимости (ибо я не могу представить ее себе без развития общественных принципов), а лишь добились бы автономии и получили бы рабство. Убежденный в этом, я не могу обманывать себя политикой Австрии…»

Эти две декларации, Чарторыского и Лелевеля, стоит сравнить друг с другом, поскольку они показывают, насколько различно было понимание слова «независимость» в тех двух лагерях, которые вступили в союз для борьбы с царизмом, — среди землевладельческой шляхты и среди шляхетских революционеров. Правда, что и эти последние не умели четко определить, в чем должна была заключаться та «социальная революция», которую они считали необходимым условием победы. Лелевель в цитированной выше декларации упоминал лишь в общей форме, что «во всем этом развитии событий доля сельского населения должна быть облегчена». Однако нам известно, что до самого конца восстания Лелевель не выработал ясного взгляда на рамки необходимой крестьянской реформы и на способ ее проведения. Левые силы восстания, которыми руководил Лелевель, правильно ощущали внутренние потребности восстания. Но они совершали ошибку, идя на сотрудничество с противниками революции, что на практике было равносильно переходу под начало контрреволюционеров. Особенно показательным был пример Лелевеля, уже семь месяцев заседавшего в коалиционном правительстве. По первоначальной мысли это сотрудничество должно было заставить контрреволюционеров принять участие в движении. А в результате контрреволюция овладела и правительством, и дипломатией, и главным командованием — с величайшим ущербом для национального дела.

Представление деклараций двумя конфликтующими членами правительства должно было, как мы помним, стать исходным пунктом для перестройки правительства. Однако оно не имело никаких последствий. Члены правительства молчаливо признали инцидент 4 августа несуществующим. Они уже не говорили ни об общей, ни о частичной отставке и по-старому решали текущие дела. Это не значит, что утраченное взаимно доверие было восстановлено. Как раз наоборот, правительство существовало как бы лишь по инерции, а его члены не решались ускорить его распад.

Кризис дозревал вне правительства, вскоре он должен был ускорить и падение правительства, и катастрофу восстания.

6 15 августа

2 августа армия Паскевича овладела Ловичем, стратегически важным узлом дорог в 80 километрах западнее Варшавы. Город был сдан без борьбы, противнику были оставлены склады продовольствия и военного имущества. Скшинецкий с главной армией занял позицию над речкой Бзурой, не проявляя намерения переходить в наступление. Бездеятельность главнокомандующего начала наконец возмущать и тех представителей правых сил, которые еще отвергали мысль о капитуляции. В сейме все громче звучали голоса о том, чтобы сместить Скшинецкого с его поста, влиятельная калишская партия искала нового кандидата в главнокомандующие.