Иоанн Грозный (СИ)

          К помосту подкатили возки с духовенством. Из возка зеленой кожи с красными полосами спустили крестовые дьяки под руки дряблого митрополита Кирилл. За ведомым, дабы не упал, митрополитом излились  черные архимандриты. Как и оно, белое духовенство было в накинутых на плечи шубах, из-под которых выглядывали праздничные епитрахили, соответствовавшие стоявшей Рождественской неделе. Архиепископ Пимен, развернувший крестный ход от Чудной часовни  за государем, успел склониться перед митрополитом. Отекший, больной водянкою Кирилл приостановился, и от утомления. Едва соображая что делает, благословил архиепископа, воровски выдернув руку после рукоцелования. Не забыл: соперничали они за митрополичий посох после низвержения охуждавшего царя Филиппа (Колычева). Архиепископ поторопился встать одесную митрополита, усиленно изображая смирение.

         Толпа пред помостом рухнула на колени. Оставалось стоять продолжавшее петь духовенство. Январский ветер не в такт хлопал хоругвями.

-  Борь, а тебе жалко новгородцев? – спросил Василий.

         Годунов, растерявшись, хмыкнул:

- Чего?!. Если б ты спросил за государя я или за новгородцев, ответ не заставил бы ждать, и ты знаешь какой. Не зря в колокола звонили!

         Василий не рассудил. Переполошивший город перезвон был для него загадкой. Он  с завистливым восторгом изучал Бориса, поражаясь, как тот с младых ногтей знает чего делать. Или беспородность развивает ум?

         Борис с колокольни по крутым ступенькам бежал вниз.

- Батюшка-царь! – дрожащими губами молвил поклонившийся архиепископ. Он косился на крепкосколоченную особу Малюты-Скуратова, тоже въехавшего на помост  за государем. Малюта с высоты широкозадого аргамака сверкал глазами в кустах насупленных бровей. Широкая борода его развевалась. Хриплым басом он коротко шептал команды, подходившим сотникам.

         Толпа сзади лезла на помост, давила на иереев, выпятила на край царя с Иваном. Малюта мгновенно рванулся вперед, выхватил саблю и ножнами, рассекши в кровь темя подвернувшемуся дьяку, отодвинул грудью аргамака своих и чужих. Толпа отступила, образовав полукруг у стонавшего приехавшего с митрополитом крестового дьяка. Сердобольные новгородские старухи, их почитали лишившимися пола, а потому закрывали глаза на присутствие в этом сборище мужчин, за ноги  и власяницу вытянули дьяка подалее от копыт.

          Пимен дрожал  под зимней драповой рясой, не соскочил бы Малюта с коня, не задушил бы руками прилюдно, как митрополита Филиппа. Честолюбивый архимандрит Чудовского монастыря  Леонид, тупил взор. Поговаривали: он, не терпя Пимена, очернил город. Архимандрит держался далее охуленного архиепископа, взывавшего  ежели не о мирской, то о небесной каре доносчику.

- Я не царь, владыка, а игумен. Твори суд ты, - с улыбкой под тонкой верхней губой молвил митрополиту Кириллу Иоанн.

         Митрополит возложил длани  на архиепископа. Оба благословили народ. Ни тот, ни другой не знали, что делать. Кирилл ожидал, что новгородская епархия не будет более на особых условиях, архиепископов станут назначать из Москвы, не выбирая в земле, но делал заявлений поспешных, учитывая печальный опыт предшественника, чей посох он держал. Пимен тоже сбился умом в замешательстве: как рассекретить  царскую волю. О каком суде он говорит, кто враги?  Архиепископ спрятался за благословение и окропление царя, его избранного войска, духовенства и народа святой водой.

         Иоанн продолжал сидеть на коне, не обнажая головы. Он вдруг ногой оттолкнул архиепископскую благословляющую руку, с негодованьем воскликнув: «Нечестивец! В руке твоей не крест животворящий, но оружие убийства, которое хочешь вонзить нам в сердце. Знаю умысел твой и всех гнусных новгородцев. Знаю: готовы вы предаться полякам и литовцам, Сигизмунду-Августу. Отселе ты уже не пастырь, а враг церкви и Святой Софии, хищный волк, губитель, ненавистник венца Мономахова!»

         Толпа загудела. Не скажем, что не слыхали, но растерялись, прямое обвинение услышав. На порожках, ведших на помост, появилась хрупкая фигура Годунова. Он двигался, когда все стояли. Это не заметили шумевшие новгородцы.. Запыхавшийся Годунов открыл и закрыл рот. Архиепископ Пимен почти сверхъестественным наитием прочитал в губах Бориса букву «В».

- Виновны! – закричал со слезами Пимен и встал на колени.

          Архиереи подхватили: «Виновны!» Священники и монахи рухнули на помост, оставшиеся внизу - во взбитый конями снег. Толпа прокричала за ними: «Виновны!» и повторно била челом оземь. Многие рыдали, не стеснялись слез.