Иоанн Грозный (СИ)

         Обедать начали, дождавшись, когда царь, помолясь, отломил первый ломоть хлеба, положив в рот. Молча, жевали. Шурша одеждой, скользили красавцы-кравчии. Ждали, чтобы царь отхлебнул из чаши. Под белыми сводами жужжали разбуженные густыми запахами зимние мухи. Митрополит и архиепископ, не встречаясь взорами, уставились в полосу холодного света, располосовавшего трапезную, будто считая повисшую пыль.

         Царь силился пить. Сегодня  вино не лезло. Иоанн дулся, копя досаду. Пока никто не подавал повода. Пирующие уткнулись носами в серебряные тарелки, хрустели костями. Опричники усердно наливались брагою, уже смелели, поднимали хмелеющий голос. Иоанн скользил угрюмым взглядом с них на бояр. Долго смотрел в лицо обожаемого кравчего  Федора Басманова, неустанно пополнявшего государев кубок и сладко улыбавшегося. Вновь и вновь возвращался к лежавшим перед ним на столе среди блюд и кубков письмам, написанным на английском и переведенным не на хороший славянский, переданным ему английскими послами прибывшими с обозом из Нарвы. Королева Елизавета отвечала на прежнее послание, что желает царствовать Иоанну со славою и готова дружественно принять его вместе с супругою и детьми, ежели вследствие  тайного заговора  внутренние мятежники изгонят царя из отечества. Иоанн может жить в Англии в любом месте, где ему будет угодно, соблюдая беспрепятственно обряды  Греческой веры, не зная ни в чем недостатка, сохраняя право возвратиться в Россию или переехать в другую землю. Любезная сестра Елизавета подкрепляла обещания надежным словом христианского венценосца. Помимо королевы грамоту подписали канцлер Николас Бэкон, лорды Норт, Руссель, Арундель и другие.

         Приложение добавляло пожелание Англии к России соединенными силами противиться общим супротивникам. Требование беспошлинной торговли для союзников было тем наболевшим местом, которое Иоанн и слушать не стал, замечая  плату за убежище. Готовясь к эмиграции он учил английский язык и своих детей заставлял учить. Только был слаб не менее. Британский грамотный купец, сидевший подле Иоанна, сличая перевод с подлинником, комментировал государю, чтобы другие не слышали. Напрасно: желание царя уехать в Англию ни для кого не являлось секретом. С английским послом Рандольфом  четыре месяца торговали условия выезда царского семейства.

         Воскресив  в памяти наветы Леонида,  откликаясь  на собственные размышления, внушенные обнадеживавшим королевским письмом,  царь вдруг опрокинул пиршественный кубок, прервал здравицу, провозглашаемую посадником,  едким тенорком выкрикнул обвинения чиновникам во мздоимстве со скудных людей. Заходился голосом, фыркал белой слюной. Перешел к главному:  Пимен оживил былые происки Борецких. Доподлинно известно: желал уйти с епархией в Киевскую митрополию. Прогнать царского наместника, призвать из Литвы.

         Не успел  Пимен (Черный) испепелить огненным взором суетного доносчика  архимандрита Леонида и утвердиться в отсутствии поддержки у по-прежнему без выражения глядевшего перед собой митрополита Кирилла, как гремя саблями, опрокидывая чаши, опричники повскакивали. Тут произошло еще одно движение, которое не все заметили. Старший царевич, во время гневной речи отца сжимавший до побеления костей нож для резки мяса, поднялся, попытавшись вступиться за новгородского первосвятителя. Малюта-Скуратов, прочитав в глазах желание отца, мягко обнял Ивана и прижал к седалищу. Царевич краснел, бледнел, смотрел на дружку Бориса, не подававшего никаких знаков ни в пользу архиепископа, ни против.

         Опричники схватили Пимена, сопутствовавших ему иереев, господ и слуг, боявшихся вступиться за хозяев. Заперли в кельях покоев архимандрита. Открыто кинулись грабить церкви, монастыри, дома служителей. Рассеялись по всему городу, вынося сосуды, богатые церковные одеяния, покрывала и воздухи. Из древнего собора Святой Софии побежали выносить иконы с золотыми и серебряными окладами. Спешно снимали, пока царь не передумает, грузили в телеги церковные колокола. За деньги сдадут в пушечный лом переплавки.