Иоанн Кронштадтский

— Ну, вот уж этого никак нельзя определить… Это как когда придется. У него, знаете, совсем особый сон, как говорят промеж народа, — «сытый сон». Другой раз сидит со своими мыслями на пароходе, вдруг закинет голову и так с полчаса крепко-накрепко заснет… Да что вы думаете? И тут-то дорогому батюшке не дадут покоя. Зачнут ходить около и шепчут: «Батюшка заснул! Батюшка спит!..» А вот как раз и извозчик едет к нам навстречу, — неожиданно заключила Феодосия Минаевна и бросилась вперед торговаться.

Через четверть часа N уже был на пароходе. Еще немного, и полоска воды, все возрастая и возрастая, оставляла позади прожитый день в Кронштадте, необычные встречи и впечатления… N стоял на верхней палубе. «Я уезжаю из Кронштадта, — думал он. — О, как жалко-грустно расстаться с ним! Покидаю уголок благословенный — еду на страну далече… и буду снова объят суетой мирской… О, да не погибну, Господи, в волнах житейского моря!»

…Знал ли отец Иоанн о «бизнесе» вокруг него и его имени? Конечно! Он даже не однажды делал попытки убрать особо «зарвавшихся» или даже отказывался посещать те или иные странноприимные дома и квартиры. Но… либо за тех и за других вступались близкие к нему люди, которым он не мог отказать, и всё возвращалось на прежнее место, либо взамен изгнанного «хищника» приходил другой, не менее жадный. Сам отец Иоанн, касаясь этой темы, не однажды говорил: «Хорошо, я откажу тем, которые меня теперь окружают. Я их прогоню, что ж, я лучше сделаю? Конечно, нет — ведь, «эти» уже нажились благодаря моему имени, а те, которые придут на их место, будучи беднее этих, начнут торговать… и с народа еще больше будут таскать».

Чтобы привнести хоть какой-то порядок в дело организации паломничества, Иоанн в мае 1891 года заложил Странноприимный дом. По его мысли, учреждение это должно было предоставлять пристанище в первую очередь тем бедным людям, что приезжали в Кронштадт к нему за молитвой и советом. А их число по мере того, как слухи о необычности служения Иоанна, о чудесах и исцелениях, свершаемых по его молитве, распространялись по стране, все возрастало.

Действительно, литургические действия Иоанна отличала новизна. Он сам часто причащался и настаивал, чтобы также поступали и верующие. Для участия в службе с ним он непременно приглашал приезжающее к нему духовенство. Алтарь при этом был доступным и для них, и для некоторых мирян. Сохранилось множество рассказов очевидцев о его служении, которое отличали: дерзновенная манера произносить возгласы; одушевленное чтение канона на утрене; расширение текста евхаристических молитв. Иоанн делал вставки в священнические молитвы Служебника: в просительные ектении, после прочтения Символа веры; в евхаристический канон, перед причащением. Он просил Бога о нищих, о сирых, об убогих, обо всех страдающих, о всех просивших его молитв, особенно молился за молодежь, об утверждении в вере соотечественников, о присоединении отпавших от православия, о невежественных людях, пребывающих в различных заблуждениях и расколах. И это было удивительно, поскольку Иоанн Кронштадтский, будучи человеком строго консервативных взглядов, допускал то, на что не дерзали и самые смелые реформаторы литургической жизни!

Нельзя сказать, что абсолютно все, кто бывал в Андреевском соборе, положительно воспринимали личность и манеру церковной службы Иоанна Кронштадтского. К примеру, очень критичным, если не сказать больше, был известный русский писатель Н. С. Лесков. В письме от 6 декабря 1890 года Льву Толстому он пишет об отце Иоанне: «Слава его и глупость общества все растут, как известного рода столб под отхожим местом двухэтажного трактира в уездном городе. Зимой на морозе это даже блестит, и кто знает, что это такое, — тот принимает это совсем не за то, что есть. Но мерило одурению это верное».

Выведен Иоанн Кронштадтский писателем и в повести «Полуношники»[186]. Сюжет такой. Есть в городе Кронштадте один священник, к которому все ездят на поклон, чтобы узнать его мнение обо всем на свете. И есть гостиницы, где эти люди останавливаются и ждут, когда их примут. Лесков называет это «ажидацией». Иоанн представлен как простоватый и даже глуповатый, консервативно настроенный старичок, на которого волею случая свалилась столь невероятная слава. Своеобразна и авторская лексика, переполненная контаминациями: бабе-ляр (бабник и известный богослов Абеляр); вифлиемция (инфлюэнца и Вифлеем); кутанья (кутить и ектения).