Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

Конгресс явно замысливался в качестве руки, протянутой протестантам, но внезапно дали о себе знать расхождения с куда более близкими римо-католикам людьми — униатами. Украинские эмигранты, пользуясь случаем, разослали участникам брошюру, в которой критиковали отношение польского епископата к греко-католикам[511]. Им было за что упрекать поляков: на юго-востоке Польши пшемысльский епископ Игнацы Токарчук захватывал пустующие после акции «Висла» униатские храмы и, невзирая на ярость государства, превращал их в латинские. Вышиньский в свою очередь упрямо противился попыткам архиепископа Слипого и его сотрудников добиться от Рима согласия на греко-католическую автокефалию. Примас, который являлся также папским делегатом для Польши по делам униатов, опасался, что если они добьются своего, это позволит СССР отторгнуть еще часть польской территории под предлогом объединения украинского народа (даром что в самом СССР греко-католическая церковь была запрещена). Кроме того, униатские священники требовали не распространять на них целибат, в чем не могли найти понимания у Апостольской столицы[512]. Короче говоря, Войтыле было о чем поговорить с кардиналом Иосифом Слипым, который также присутствовал на конгрессе.

Перед самым вылетом митрополита в Австралию пришла весть, что Павел VI произвел в кардиналы вроцлавского архипастыря Коминека. Польский голос в католицизме звучал все громче! «Хотели бы поляки получить еще больше кардинальских шапок?» — спросили Войтылу австралийские журналисты. «Мы не были бы поляками, если б не хотели»[513].

Но вскоре представительство Польши на конклаве опять сократилось до двух человек: уже в марте 1974 года Коминек скончался. Польский епископат потерял одного из самых ярких своих членов, неукротимого бойца, не раз шедшего против течения. Как автора «Обращения» к немецким епископам Коминека по праву можно назвать одним из отцов-основателей единой Европы. На семнадцать лет старше Войтылы, он оказался под ударом репрессивных органов еще при Беруте. Занимая кафедру в бывшем немецком Бреслау, он постоянно находился под перекрестным огнем со стороны поляков и немцев. В 1968 году он — единственный из иерархов! — выразил поддержку бунтующим студентам и Пражской весне. Он не был богословом, за ним не водилось глубокомысленных трудов по морали и этике, но он, как Христос, своими делами утверждал эту этику. Высшая справедливость существует. Протяни Павел VI со своим решением хотя бы год, и Коминек уже не увидел бы себя в кардинальском пурпуре. Но он все же вошел в число избранных, и это была наилучшая оценка его усилий, которые так часто не находили понимания даже у братьев-епископов.

* * *

Еврейский обычай велит каждые семь лет отмечать шаббатний год, в который освобождают всех невольников и дают отдых земле. По прошествии же семи раз по семь лет отмечается юбилейный год — от слова «йовель», означающего «бараний рог». Из йовелей делаются духовые инструменты под названием шофар, звуком которых и объявляют о начале юбилейного, пятидесятого года.

Римский папа Бонифаций VIII внедрил эту практику и в католицизм, объявив 1300 год юбилейным. Все паломники, которые посетили тогда Рим, получили избавление от наказания в чистилище за отпущенные грехи, ибо юбилей подразумевает очищение. Понтифик предполагал устраивать юбилейные годы раз в столетие, но уже Климент VI в 1350 году приблизил нововведение к иудейской традиции, а затем частота отмечания увеличилась до 25 лет (Святой престол нуждался в деньгах). Наконец, в XX столетии Павел VI, объявив очередной юбилей в 1975 году, распорядился, чтобы его сначала отпраздновали на местном уровне. Таким образом в 1974 году все епископаты отмечали юбилейный год у себя на родине, чтобы затем отправиться в Рим на главное торжество.

В силу этого 1974 год превратился для польских иерархов в своеобразное повторение 1966 года, когда они ездили по стране, а народ массами стекался в Ченстохову поклониться чудотворному образу. Войтыла в этих празднествах отметился среди прочего воззванием в защиту нерожденных детей и одиноких матерей, оглашенным 8 мая. Также по его просьбе краковские монашки-назаретанки устроили у себя приют для матерей-одиночек. Краковский архиепископ продолжал неутомимо внедрять в жизнь идеи, заложенные в Humanae vitae.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии