Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

В целом Иоанн Павел II выступал больше защитником униатов от нападок Московского патриархата, нежели гонителем. Оно и понятно: не желая повышать статус главы украинских греко-католиков, первосвященник хотя бы оставлял за ними право на существование, чего Русская православная церковь делать не собиралась. Для нее униатство было и остается живым свидетельством экспансии римских пап, самозванно провозгласивших себя лидерами христианского мира. Когда в декабре 1980 года в Риме c одобрения Иоанна Павла II состоялся синод украинских греко-католических епископов, объявивший недействительными итоги Львовского собора 1946 года (на котором часть униатского низового клира перешла в православие), первосвященник вынужден был объясняться по этому поводу с митрополитом Ювеналием, нагрянувшим в Ватикан по дороге из Иерусалима в Москву. Митрополит заявил, что такого рода шаги грозят вернуть общение между двумя церквами к дособорным временам. «Внимательно выслушав меня, — сообщал Ювеналий в Совет по делам религий при Совмине СССР, — Папа стал говорить, что он очень заботится и старается, чтобы ничем не принести ущерба или не задеть интересы советского правительства и по этой причине, когда раздаются различные голоса о положении религии в СССР, он молчит. Затем он перешел к вопросу об украинских униатах, указав, что за границей их не один миллион, и они оказывают на него сильное давление, которое нельзя игнорировать, тем более имея в виду их преданность Римскому Престолу, засвидетельствованную веками. Он просил проявить понимание в этом вопросе. Затем Папа упомянул о голосах от униатов о помощи, приходящих с территории Украины. Я вновь обратил внимание, что сложный вопрос эмигрантских церквей понятен всем, но нужно четко себе представлять, что проблемы униатов в СССР после 46 года не существует и подобные Декларации, которые приняли украинские католические епископы на Синоде в Риме, разрушают и экуменическое братство… Папа заверил, что он будет предпринимать все от него зависящее, чтобы не допустить печального развития событий»[587].

Иоанн Павел II попал в сложное положение, ведь в те же самые месяцы кипели страсти у него на родине, где набирала мощь «Солидарность». Москва могла счесть все это скоординированной акцией и ответить крайними мерами. В итоге 24 января 1981 года папа направил письмо патриарху Пимену, в котором отмежевался от декларации синода. Отказался он признать и рукоположения епископов, совершенные Иосифом Слипым без согласования с Ватиканом. Это отшатнуло пожилого кардинала от папы-поляка. В своем завещании он оставил такие строки: «<…> Стали известными тайные документы о контактах между Апостольской Римской Столицей и Московской Патриархией, документы, которые имеют характер смертного приговора Украинской Церкви, а вместе с тем рикошетом ударяют по всей Вселенской Христовой Церкви, возглавляемой Преемником Св. Апостола Петра…» [588]

* * *

Незадолго до Рождества 1978 года Иоанн Павел II вынужден был растаскивать двух сцепившихся между собой латиноамериканских диктаторов: Аугусто Пиночета из Чили и Хорхе Рафаэля Виделу из Аргентины, не поделивших три островка в проливе Бигл возле Огненной земли. Спор между двумя странами тянулся около ста лет, но теперь оба лидера были полны решимости разрубить этот гордиев узел. Видела объявил, что 23 декабря аргентинские войска пересекут чилийскую границу. Высадка же на спорных островах должна была произойти и того раньше — в ночь с 21 на 22 декабря. Обе страны провели мобилизацию. Чили опасалась также перуанско-боливийского удара с севера в качестве мести за проигрыш войны почти столетней давности, а Аргентина вынуждена была действовать с оглядкой на Бразилию, которая тоже могла вмешаться, нарушив ради такого случая уругвайский суверенитет. Остроты добавляло то обстоятельство, что и Аргентина, и Бразилия в те годы разрабатывали атомные проекты, поэтому южноамериканский конфликт мог иметь самые печальные последствия[589].

Для Иоанна Павла II война как таковая отрицала право человека на жизнь, дарованную ему Господом. Всякое насилие он воспринимал как горделивый отказ принимать Божественный дар в виде мира на земле. Никакая война, по его мнению, не была справедливой, ведь Бог сотворил человека для мира, а не для войны[590]. Поэтому своей обязанностью как первосвященника он полагал борьбу за сохранение мира в любой точке света. Этой парадигме Войтыла остался верен до конца: начав понтификат с улаживания конфликта между Чили и Аргентиной, он закончил его осуждением американского вторжения в Ирак.