Из показаний Агджи стало известно, что в марте 1980 года он побывал в Тегеране и встретился там с советским разведчиком Владимиром Кузичкиным, который 2 июня 1982 года тоже перебежал к англичанам. Отсюда возникла версия, что Кузичкин-то и передал Агдже поручение советского руководства убрать первосвященника[775]
. Но мог ли Кузичкин, фигура далеко не главная в иранской сети, отдавать такие поручения? На тот момент резидентом КГБ в Иране являлся Леонид Шебаршин. Кроме него, на встречи выезжал еще Игорь Сабиров, которого Кузичкин очень часто возил на своей машине. Сам Кузичкин, по словам исследователя вопроса В. Д. Поволяева, был «невзрачный малый, всегда готовый услужить, — собственно, Сабиров на него никогда и внимания не обращал… Кузичкин был этаким сотрудником на подхвате… В городе, где-нибудь на закрытом повороте, он скорехонько высаживал из машины Игоря и ехал дальше, а Сабиров начинал кропотливую проверку: нет ли хвоста?» [776]Иран был не лучшим местом для встреч советских разведчиков с турецкими террористами. Страна, в которой только что отгремела исламская революция, в тот момент еще наслаждалась свободой, поскольку все партии, прежде сидевшие в подполье, начали действовать открыто. Но за гостями из Москвы иранцы пристально следили: «<…> если кто-нибудь выходил из посольства, за ним тут же пристраивался хвост из нескольких человек. Были засечены случаи, когда одного посольского сотрудника или работника советской компании, выполнявшей контракт, пасли целых три бригады…» [777]
Что делал в Иране Агджа, мы знаем — скрывался от турецкой полиции, разыскивавшей его после бегства из тюрьмы. Но встречался ли он вообще с Кузичкиным? Итальянские судьи, которые вели дело Антонова, пришли к выводу, что весь сюжет с Кузичкиным был выдуман Агджой, для которого такой навет ничего не стоил: по свидетельству переводчика болгарского посольства Асена Марчевского, он сделал целых сто шестнадцать заявлений, позже признанных ложными[778]
.Примечательно, что после побега Кузичкин ни разу не встречался с итальянскими следователями, ведущими дело о покушении на римского папу. Хотя, казалось бы, удача сама шла им в руки — тот самый человек, который якобы направил Агджу на убийство понтифика, теперь скрывался от КГБ и готов был поделиться грязными секретами советских коллег. Однако британцы, которые приютили его, не проявили никакой инициативы в этом деле, а итальянцы пришли к выводу, что это — ложный след[779]
.Суд над турецким стрелком длился всего три дня. Уже 22 июля его приговорили к пожизненному заключению. Иоанн Павел II в это время оставался в больнице. Во время операции у него откачали три литра крови и провели колостомию, но это не помешало ему уже спустя несколько дней записать краткую молитву «Ангел Господень», в которой он назвал покушавшегося своим братом. Молитва, прочитанная слабым голосом, произвела на всех тягостное впечатление. «Уж лучше бы этот брат вошел в семью другим способом», — прокомментировал журналист Андре Фроссар[780]
.Двадцатого мая Войтыла впервые после ранения смог самостоятельно поесть, третьего июня вернулся в папские апартаменты, но уже через неделю у него подскочила температура, и еще через десять дней, двадцатого июня, понтифик вновь оказался в клинике «Джемелли». Поначалу врачи были в растерянности, но вскоре выяснили причину ухудшения состояния пациента — цитомегаловирус, проникший в организм при переливании крови. Войтыле прописали глюкозу и жаропонижающее. «Синедрион», как первосвященник шутливо называл врачебный консилиум, посоветовал римскому папе не заниматься делами до выздоровления, а вместо этого читать книжки. Иоанн Павел II послушался докторов и выбрал для развлечения «Камо грядеши» Сенкевича и «Курьера из Варшавы» — воспоминания руководителя польской редакции радио «Свободная Европа» Яна Новака-Езеранского о службе в Армии Крайовой и варшавском восстании 1944 года[781]
. Окончательно он покинул больницу лишь 14 августа.Тем временем в Польше похоронили примаса Вышиньского, скончавшегося 28 мая. На церемонию прощания римский папа отрядил Казароли и Поджи — людей, которых покойный не слишком жаловал. Иоанн Павел II, сам боровшийся в эти дни за жизнь, установил месячный траур. Седьмого июля по завещанию Вышиньского новым примасом выбрали его бывшего секретаря Юзефа Глемпа, варминского епископа. Глемп был плохо известен в среде клира, не обладал харизмой и внушительной фигурой Вышиньского и являлся больше бюрократом, чем проповедником и вождем. Однако имел твердый характер: последовательно отказывался идти на сотрудничество с польской Службой безопасности, из‐за чего дважды — в 1975 и 1977 годах — отсеивался властями при выборе кандидатов на вакантные кафедры. Лишь в 1979 году, уже при Иоанне Павле II, партия вынуждена была уступить ему варминскую епархию[782]
.