Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

Пятого октября Иоанн Павел II произнес речь на Генеральной Ассамблее ООН. В прошлый раз, когда он выступал там, людей впечатлили его напор и энергия. Теперь дипломаты увидели старика с дрожащей левой рукой, который, ссутулившись, тяжело поднимался на трибуну. Но разум его оставался ясным, как и раньше. Спустя шестнадцать лет после предыдущей речи в Нью-Йорке, римский папа все так же верил в права человека, хотя теперь угрозу им видел не только в диктаторских режимах (это — скорее частный случай), а в самой природе человека, в том, что люди всегда воспринимают себя как часть семьи и народа, а не как часть всего человечества. Конечно, своя рубашка ближе к телу, но что делать, если это ведет к бесконечным конфликтам? Очень просто. Во-первых, взять на вооружение пресловутую этику солидарности, то есть, в данном случае, начать уважать другие национальности и их культуру. А во-вторых, превратить ООН в «моральный центр» мира. Способ, каким следует воплотить в жизнь этот второй пункт, Иоанн Павел II, правда, не назвал. Зато раскрыл первый: всем нам пора усвоить евангельские истины и построить цивилизацию любви — благо, на носу третье тысячелетие христианства, время искупления грехов и прощения врагам.

Интересно, что в качестве примеров насилия одного народа над другим в своей речи Войтыла назвал Вторую мировую войну, а также присоединение к СССР Прибалтики, части Польши и закавказских республик. При этом он даже не заикнулся о Чеченской войне, хотя та, наряду с Боснийской, не сходила тогда с первых страниц газет. Это не могло быть случайностью, ведь о Боснии и Герцеговине он упомянул, вспомнив заодно и события в Центральной Африке. Наместник святого Петра явно не хотел дразнить Москву, особенно Русскую православную церковь, вместе с которой все еще надеялся отметить в Иерусалиме великий юбилей[1234].

Призывы первосвященника могли показаться утопичными, да таковыми и были — для политиков и прессы. Но Иоанн Павел II прибыл не в качестве политика, а в качестве свидетеля надежды. Надежды на то, что всякий человек увидит в другом такого же человека. Войтыла не сам придумал это, он лишь следовал пути, намеченному другими людьми. Уже в XV веке ту же точку зрения отстаивал Павел Влодковиц на соборе в Констанце, а в следующем столетии об этом говорили участники дискуссии о правах индейцев, организованной в Саламанкском университете. Во время Первой мировой с аналогичным призывом обращался к воюющим сторонам Бенедикт XV. Таким образом, доказывал Иоанн Павел II, он лишь продолжает давнюю традицию.

О речи главы Апостольской столицы с похвалой отозвались такие разные по направленности американские издания, как «Уолл-стрит джорнэл» и «Балтимор Сан», наконец-то заметившие моральное послание Иоанна Павла II, а не только его крестовый поход против абортов. Но в целом она не получила резонанса в мире. Бывший пророк антикоммунизма теперь в глазах СМИ и лидеров государств выглядел брюзгливым старцем, выступающим с отвлеченными нравоучениями[1235].

В присутствии президента Клинтона понтифик отслужил мессу в Ньюарке. Потом была литургия перед семьюдесятью тысячами верующих на стадионе «Нью-Йоркских гигантов» (команды по американскому футболу) и проповедь в Центральном парке Нью-Йорка. Рассуждая в этой проповеди о Благовещении, Иоанн Павел II вдруг отошел от текста и пропел пару строчек из польской колядки. Публика взорвалась овацией. «Подумать только! — удивился Войтыла. — Вы же не знаете польского». Ответом ему был еще более бурный восторг. Как потом объяснили понтифику, своим поведением он напомнил знаменитого конферансье Джека Бенни, непревзойденного мастера коротких острот и неожиданных замечаний. Закончилась поездка в Балтиморе. Вейгел назвал ее самой успешной из всех поездок Войтылы в США[1236].

Культ Божий перед лицом масскульта

В начале восьмидесятых итальянские иерархи пеняли римскому папе, что он не понимает западного общества — думает, будто отход людей от церкви вызван левой пропагандой, а на самом деле это результат воздействия общества потребления. Прошло время, и понтифик осознал правоту аппенинских собратьев. Однако он лелеял надежду, что страны, сбросившие ярмо коммунистов, не поддадутся искусу. Об этом он говорил 12 января 1991 года дипломатам, аккредитованным при Святом престоле: «<…> для того, чтобы построить что-то, недостаточно отказаться от монополии одной партии, надо понять смысл жизни»[1237]. Смысл жизни, по римскому папе, сводился к тому, чтобы открыть душу Христу и жить по евангельским заповедям.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии