Иоаннида, или О Ливийской войне

На этом берегу римский флот некогда пристал, и на ливийский берег ступил Велизарий, пленивший затем Африканское царство. Из-за необычной природы этого региона моряки прошлых веков называли эту гавань Главою отмелей. Прибыв на это же место, великодушный полководец Иоанн, храбрый, как Велизарий, приказал спустить паруса. Воистину счастливым было то место, что предложило латинскому флоту безопасную и благоприятную якорную стоянку. Брошенные якоря надежно держали корабли у берега. Храбрый командующий узнал гавань и, возликовав, еще стоя на палубе корабля, указал на нее и обратился к своим товарищам с радостью в сердце: «Когда корабли тех, кому было суждено отомстить[16], достигли этой береговой равнины, именно на этот пляж я впервые ступил, уверенный в оружии моей юности, ибо я был одним из малых военачальников. Когда коварный Гелимер, тиран, правил этими ливийскими берегами, римские отряды сделали свои первые шаги по этому песку и здесь испили ливийских вод. В тот день армия, прибыв с [еще] не опробованным [в бою] оружием, вырыла окопы на этом побережье. Видите, там, рядом с морем, возвышается средь песков холм, овеваемый непостоянным южным ветром? Там, на этой высоте, командующий Велизарий воздвиг свой шатер и знамена, и его полководцы и трибуны окружали его. И я, в сопровождении моего благословенного брата, разбил палатку на этом месте. Увы, какой тяжелый, враждебный людям жребий дала нам судьба! Преданные братья, сколько ваших радостей сгубила жестокая смерть, внезапно подкравшись! Когда я вспоминаю о доблести, проявленной моим братом в его гневе, когда он рубил врага, о мудрости, с которой этот доблестный вождь контролировал наших союзников, я понимаю, какого великого человека оплакало наше содружество! Но не Фортуна войны похитила моего брата, ибо он постоянно возвращался победоносным из своих предприятий против нашего жестокого врага. Увы, жестокая смерть, ты одолеваешь даже лучших. Ты, Папп, был образом моего отца и моего сына; одно мне утешение, соразмерное со столь великим горем, что осознание твоей победы позволяет тебе с презрением смотреть на воды Стикса. Да, эти места напоминают мне о моем благословенном брате и заставляют меня лить слезы. Какие кампании завершил он в те годы! Да дарует мне Сам Бог больший успех, и пусть это место, по Божьему благословению, окажется еще более удачным, нежели в тот год! И даже сейчас, в решающий момент нашей кампании, укрепления этого места кажутся незаконченными и не предоставляющими безопасность. Если победа осенит мои знамена в этой войне, я завершу укрепление этого места, начатого ранее, каменной кладкой».

Так он говорил, печалясь о городах, покинутых жителями, ибо дома их были пустыми. Ошеломленный горем об опустошенной Ливии, он застонал и приказал отдать швартовы и подставить паруса благоприятному ветру. Прошло время, и свет третьего дня представил его взору тирийские стены[17], и командующий вернулся в разоренный город.