Йод

– А из-за чего схватились?

– Так, – уклончиво ответил сын. – Не важно.

– Скажи как есть. Я не буду тебя ругать.

– А он дурак потому что! – запальчиво заявил ребенок. – Вот и все!

– А он решил, что дурак – это ты. И вы, как два дурака...

Сын опять вздохнул.

– Ты вот не знаешь, как было, а говоришь...

– Ладно. Я не хотел тебя обидеть.

– Просто он больше меня.

– Больше, меньше – это не важно. Не надо думать о том, кто больше, а кто меньше. Просто бей всей силой.

– Папа, ты не понимаешь. Он все равно сильнее. Гораздо.

Сильнее, подумал я. Слабее. Это очень относительные категории. Вот из переулка лезет внедорожник, огромный, как бульдозер. Я уступаю. За рулем бледный мужчина в очках. Кто из нас сильнее? Он в очках – я без очков. Он щуплый – я крепкий. Я злее – он явно спокойнее. Его машина дороже – зато моя быстроходнее. И то, что его машина дорогая, вовсе не означает, что он сам богаче, или влиятельнее, или крепче характером. С другой стороны, мои преимущества – характер, и решительность, и реакция – в серьезном затяжном противостоянии отнюдь не гарантируют победы. Вот чеченцы: невероятно твердые люди, но проиграли войну. Нет никакой силы, нет слабости; все решает конкретная схватка.

Да, это банально, глупо, грубо и дико, но только до тех пор, пока смотришь со стороны. Видишь на экране. Читаешь в книге. Когда это коснется лично тебя, когда персонально тебя обманут, ограбят, поломают, когда войдут в твой дом, захотят твою жену, твою свободу, твое здоровье, твою жизнь – тогда вопрос, кто сильнее, придется решать в долю секунды.

– Сильнее тот, у кого голова на плечах, – сказал я. – Если парень больше тебя – тогда возьми что-нибудь и бей. Только не камень. Например, журнал: сверни в трубочку – и бей журналом. Только не так, чтобы искалечить. Надо побеждать, а не калечить. Его надо победить только один раз – и он больше к тебе не полезет. И не только он, все остальные тоже.

– Остальные, – сын хмыкнул, очень по-взрослому, – никогда не лезут. У нас все ребята нормальные. Только он один дурак. Он всегда нарывается. Его папу уже два раза к нам в садик вызывали. Я слышал, как Мария Дмитриевна 4 говорила Елене Сергеевне, что его папа – крутой.

...Земля, навоз – глупо. А зубы? А волосы? А его, Михаила, кровь? Весь дом будет в крови. Сжечь дом – привлеку внимание. Лучше затеять во дворе старого дома строительство нового коттеджа, на бетонном фундаменте – сейчас многие так делают. Стройка не вызовет подозрений. Приобрести за триста долларов бетономешалку и все замуровать в свежий бетон. Да, неплохо, но что потом? Жить на костях своего бывшего друга? Замучают ночные кошмары. Продать все посторонним людям? Тоже опасно, рано или поздно новые хозяева будут переделывать постройку и найдут останки...

– Крутой? – переспросил я. – Интересно. Это как?

В зеркало было видно, что мальчишка улыбнулся.

– Ладно тебе. Как будто сам не знаешь...

– Знаю. Но мне интересно твое мнение. Кто такой – крутой?

– Ну, это который большой, сильный, всех бьет...

– Нет, – перебил я. – Крутой – это не тот, кто всех бьет. Крутой – это тот, кто не дает бить себя.

– А ты – крутой?

– Спроси у мамы.

Я вспомнил вчерашние криминальные теленовости. Очень актуальный сюжет. Настолько актуальный, что при просмотре мне стало нехорошо. Угрюмые менты в грязных куртках долбили отбойными молотками цементный пол в каком-то подмосковном гараже, и на свет божий появлялись сгнившие человеческие костяки. Банда юных идиотов прятала таким образом тела своих жертв. Всех повязали, все мгновенно дали признательные показания.

– Я уже спрашивал, – признался сын.

– И что сказала мама?

– Сказала, что да, ты крутой.

– Ну, маме виднее.

Лучше вывезти его в лес, на его же машине, заставить написать предсмертную записку и повесить на суку... Машину бросить, уйти пешком... Все равно – трудно... Где стопроцентная уверенность, что он ее напишет? Что на жирном теле крысы не останется следов борьбы, синяков или ссадин?

Ребенок опять вздохнул. Очевидно, неудавшийся кулачный бой настроил его на философский лад.

– Ты, папа, зря так со мной разговариваешь.

– А как я разговариваю?

– Как с маленьким. Вот Мария Дмитриевна знаешь как говорит? Она говорит: вы не маленькие и не большие, вы люди и я с вами говорю как с людьми.

...Наконец, главное. Где найти его? Как выкрасть? К чьей помощи обратиться в столь сложном деле? Огромный боров, он будет сопротивляться изо всех сил, орать, звать на помощь и так далее. Я, может, и крутой, с точки зрения жены, но я не могу просто поехать к нему в дом, отобрать чемодан с деньгами, выстрелить в лоб и уйти. У меня нет даже адреса. У меня нет ничего. Я не готов воевать.

Когда доехали до дома и я выбрался из машины, тщательно проследив, чтоб не замарать о край двери единственную куртку, – подошел угловатый человек со злым красивым лицом, как бы сбежавший с полотна художника-соцреалиста. Смутно знакомый; возможно, сосед.

– Алло, – позвал он. – Слышь. Ты тут зря свою тачку ставишь.

– Почему «зря»? – спросил я. – В каком смысле?

– Тут, – объяснил сосед, – тачку ставлю я. Уже десять лет.