Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

Но однажды вечером, сидя на террасе, я взглянула на чистые, свежие капли дождя и зеленые деревья родного города и, закурив, вспомнила, как на Бали мне хотелось сбросить свою жизнь с высокой скалы и посмотреть, как та разобьется на миллион мелких осколков. И вот сейчас я сделала это — и думаю: что за человек вообще мог пожелать себе такого? Неужели я действительно надеялась, что мне удастся уйти без потерь? Я вспомнила своих нью-йоркских друзей, ставших уже родными, подумала о том, как родителям, братьям, сестре теперь приходится ходить вокруг меня на цыпочках, чтобы не дай бог не упомянуть имя Джоны. Ох, сколько же во мне дерьма. Да я вся насквозь гнилая. Я курила, словно желая наказать себя за то, что дышу, пила кофе в количествах, способных вызвать бессонницу у быка, а потом не спала всю ночь, делая в дневнике такие записи:

Я ужасна.

Ужасна.

Я самый кошмарный и отстойный человек в мире.

Это наказание было не таким красивым, как сто «Аве Марий», но зато настоящим.

Закончив читать очередной роман, где порядок был наконец восстановлен после самоубийства главной героини, я поделилась с сестрой, и та сказала, что с нее довольно.

— Почитай что-нибудь другое, — выпалила она. — В наше время женщинам необязательно убивать себя из-за мужчин!

Тогда я вообще перестала читать, чтобы полностью сосредоточиться на самобичевании. Несколько недель я не брала в руки книгу и лишь накручивала и накручивала себя на ту же шпульку. Но потом, туманным серым днем, когда я любовалась горами с террасы тетиного дома, в голове у меня вдруг раздался юный голос из мемуаров святого Августина — голос, изменивший жизнь Августина, тот самый, что привел его к Христу. Возьми и прочитай ту книгу, сказал голос.

И я послушалась. Взяла книгу, которую подарил мне Моряк, и стала читать. Три года прошло с тех пор, как эта книга лежала на дне моего чемодана в шкафу на Бали. Она по-прежнему немного пахла нафталиновыми шариками. И вот, погруженная в депрессию, безработная, живущая в подвале у своей тетки, я стала читать эту книгу по чуть-чуть, принимая ее как лекарство. Или как весточки от мужчины, ко встрече с которым была почти готова.

Это был сборник новелл о приключениях некоего Макролла эль-Гавьеро по прозвищу «Держись». Первая история представляла собой его дневник неудачного путешествия вверх по реке в неизведанных джунглях Южной Америки. В самом начале путешествия, желая отвлечься от безумия, царящего на корабле, Макролл придумывает ряд заповедей. «Наследие иезуитской академии, заповеди еще никому не принесли пользы, и толку от них никакого, зато они обладают магическим действием на людей, и потому я всегда обращаюсь к ним, почувствовав, что почва уплывает из-под ног».

Мне это понравилось. Я стала читать дальше:

«Правда ли, что мы забываем обо всем, что случилось? Более вероятно, что отдельные эпизоды из прошлого прорастают, как семена, незаметно подталкивая нас к судьбе, от которой мы некогда по глупости отказались».

Я отложила книгу и прислушалась — в кои-то веки — к тому, что говорит мне сердце. И вот, через три года после того, как Моряк подарил мне «Макролла», я позвонила ему и сказала, что читаю книгу.

Вскоре все страницы моего дневника пестрели его именем — настоящем именем, а звали его Курт. Долгие годы это имя казалось слишком реальным и даже неприкосновенным, чтобы записывать его на бумаге. Я встретилась с ним, когда мое сердце еще не зажило, и вдруг выложила все — все без утайки — о своей неудачной любви, о том, как годами шифровала его имя в дневнике, и о том, как он снился мне на Бали.

Однажды мы заговорили о Боге. Мы сидели в спальне Курта, откуда не вылезали уже почти целую неделю, слушали Боба Дилана и ели сыр с крекерами в постели. Курт сказал, что он атеист.

— Всегда был им и всегда буду. Помню, уже лет в четырнадцать я знал, что Бога нет.

Я ответила, что мне хотелось бы иметь такую уверенность. Жить в этой жизни, не откладывая свое счастье до следующей.

— Курт, — сказала я, вдруг ощутив прилив вдохновения, — давай не будем стремиться за пределы понятного.

Он рассмеялся:

— А зачем нам туда стремиться?

— Нет, серьезно. Давай не будем пытаться понять то, что понять невозможно. Давай просто жить вместе в этой реальности. К черту все эти духовные искания, вопросы, стремление обрести Бога. Давай просто жить. Жить вместе. Читать книги. Может, если я прекращу поиски Бога, то смогу наконец начать жить.

Мы сидели напротив, касаясь друг друга коленями.

— Но есть проблема, — проговорил он. — Если ты перестанешь искать, то перестанешь быть собой. К тому же поиски чего-то настоящего — часть жизни, насколько я знаю.

— Так значит, ты атеист, но не считаешь странными или тупыми тех, кто хочет найти Бога или стремится заниматься какими-нибудь духовными практиками?

Курт рассмеялся:

— Странными — да. Тупыми — нет.