Иоганн Кабал, детектив

На данный момент все внимание было приковано к Бертраму Харльманну, королю барных закусок. Одну за другой он перечислял все прелести шкварок, которым суждено покорить мир, и предлагал присутствующим джентльменам стать частью очередного захватывающего прорыва в продаже дорогущих пресервов на рынке Биркеллера. Эта чумовая, невероятно современная штука называлась «ореховая смесь», а секретным оружием в ней были, судя по всему, сушеные фрукты.

– Миндаль, – особым тоном произнес Харльманн, обращаясь к одной половине гостей. – Изюм, – поведал он остальным собравшимся.

Кабал сумел сдержаться и не закатить глаза – вместо этого он принялся изучать узор на ковре и бахрому.

Глава ШЕСТАЯ В которой случается смерть и подмечаются интересные детали

Кабал спал чутко. Тут его природная склонность усиливалась приобретенной привычкой: слишком много людей и прочих существ подкрадывались к нему, пока он спал, с намерениями, далекими от того, чтобы подоткнуть ему одеяло или поцеловать в лоб. Он скользил по кромке глубокого сна как по катку – напрягшись, скрестив руки, с суровым выражением лица, – а тем временем подсознание с оптимизмом бомбило его иллюзиями, детскими воспоминаниями и несвязанными событиями недавнего прошлого. Кабал проходил их с суровым и важным видом, подобно пророку из Ветхого завета, которому бросил вызов волшебник Изумрудного города. Достигнув же тех закоулков своего мозга, где царил мрак и не обитали даже сны, он замирал над самыми верхушками деревьев и ждал, когда его тело и разум восстановят силы. При этом он постоянно прислушивался к далекому эху своих ощущений, что свистели подобно ветру в телеграфных проводах. Если они внезапно обретали особую последовательность или звучали слишком призывно, Кабал в мгновение ока выныривал из колодца сна – быстрее, чем кролик из катапульты.

Сегодня ему потребовалось больше часа только на то, чтобы задремать; он уже зашнуровывал коньки, когда его вдруг вернуло обратно в реальность. Он не стал подкидываться на кровати – не хотел спровоцировать атаку, показав, что проснулся. Вместо этого Кабал лежал, едва приоткрыв глаза, внимательно слушал и пытался понять, что происходит вокруг. Он уже успел привыкнуть к ровному гудению левитаторов, так что проигнорировал его. Однако было что-то еще. Глухое постукивание, отдававшееся во внешнем корпусе, будто кто-то пинал стену. Мгновение, – и все стихло, остались лишь звуки двигателей.

Кабал перевернулся на спину и уставился в потолок, гадая, что могло шуметь. Он занимался этим больше ради того, чтобы вновь уснуть: он понятия не имел, как работает судно типа «Гортензии». Шум мог быть обычным делом – просто включился какой-то прибор. Однако звук больше походил на естественный, а не механический. Кабалу доводилось слышать, как умирающие схожим образом барабанят по полу каблуками, и эта мысль окончательно прогнала сон.

Пять минут спустя раздался новый звук, и на этот раз Кабал сел в кровати. Приглушенный рев перерос в быстрое крещендо и достиг наивысшей точки одновременно с резким металлическим ударом. Ранее Кабал слышал, как с очень схожим стуком опускались окна в салоне. Но тогда они летели медленнее и не на столь большой высоте. Получалось, что в каюте неподалеку открыли окно – никаких сомнений, – но это казалось невозможным сразу по двум причинам. Во-первых, в той каюте тогда должно быть дико холодно из-за резкого ветра. Во-вторых, когда он смотрел через свое окно, то отметил, что поднимающаяся рама закреплена болтом, и, чтобы его снять, потребовался бы специальный инструмент. Оба этих факта свидетельствовали, что человек, открывший окно, сделал это не ради глотка свежего воздуха.

Кабал сидел в темноте, сцепив руки в замок, – указательные пальцы вытянуты и постукивают друг о дружку, – и боролся с одолевавшим его любопытством. Звук был аномальным, а его как ученого аномалии интересовали. Однако борьба с собственной любознательностью была частью инстинкта самосохранения. Допустим, что-то стряслось (а у него были все причины так думать) – тогда он лишь вызовет подозрения, если начнет блуждать по коридорам – а этого стоило всячески избегать. С другой стороны, если он не отправится выяснять причину того, что непременно заставило бы Майсснера слоняться по палубе в аляповатом китайском халате, разве это не спровоцирует ненужные вопросы?

«Почему вы, как истинный сын Миркарвии, не поинтересовались, что за странные звуки раздаются на корабле?» – спросит его капитан.

«Я крепко спал», – ответит ему Кабал. Довольный тем, что ему удастся выкрутиться с помощью столь простой, но эффективной отговорки, он вновь погрузился в сон.